— Ну, что смотришь, давай, берись за дело, — хмуро распорядилась девка, вываливая бельё из корзины.
Мстислава наморщила нос, брезгливо оглядывая несвежую кучу, а потом перевела взгляд на прорубь. Если вода, спрятанная под ледяным доспехом, не внушала княжне опасений, то от одного вида чёрной колышущейся ямы Мстишу пробил холодный пот. Чем дольше она смотрела на перехлёстывающую через край воду, тем труднее становилось дышать.
— Что это ты? — недоверчиво нахмурилась девка. — Позеленела как поганка.
С усилием отведя взор от полыньи, Мстислава вдруг почувствовала, как кружится голова. Всё перед глазами поплыло. Она принялась неловко расстегивать шубу, но, казалось, грудь одеревенела, и княжна не сумела сделать и вздоха. Гора грязного белья больше не занимала её. Всё, о чём княжна думала — лишь блестящая тёмная пучина.
— Ты что, припадочная?
Но Мстиша, оцепеневшая от ужаса, не могла вымолвить ни слова. Тело сковало, воздуха не хватало, а сердце колотилось резко и как-то неправильно.
— Смерть моя пришла, — только и сумела выдавить из себя княжна.
Незвана приблизилась к Мстиславе и с тревогой заглянула в глаза. Она вдруг положила ладонь Мстише на лоб и принялась вполголоса что-то шептать. Мстислава слишком ослабла, чтобы возмутиться, и просто осела на обледеневшую лаву, подчиняясь безмолвному приказу девки. Колдуньи. Потому что иначе отчего от одного прикосновения прохладной костлявой ладони сразу стало легче?
Через несколько мгновений Мстиша почувствовала, что снова может дышать. Незвана замолчала и, отведя руку, внимательно вгляделась в лицо княжны. Наверное, надо было сказать, что она не может подойти к воде, что она боится её, объясниться, но Мстислава не могла. Она и так показала свою слабость и теперь презирала себя за этот миг уязвимости.
Но, кажется, Незвана и без того что-то поняла. Покачав головой, она вернулась к полынье и начала окунать бельё в прорубь.
— Хоть пральником помоги, — бросила она Мстише, с трудом доставая из ледяной воды тяжёлые намокшие холстины. На её покрасневших руках проступили синие жилки.
— Что ты такое сделала? — превозмогая себя, спросила княжна, покорно берясь за валёк. Она никогда в жизни не стирала, поэтому просто слабо повторяла за рублеными движениями Незваны, которая принялась выколачивать ткань, хлюпавшую под мерными ударами.
Девушка хмыкнула.
— Ничего особенного. Так, словцо шепнула.
— Значит, ты тоже? Колдунья?
Лицо Незваны омрачилось.
— Обычно меня ведьмой кличут. Но да, кое-что умею. — Она опять усмехнулась, а глаза мстительно блеснули, так что у княжны по предплечьям пробежали мурашки.
— Тебя родители Шуляку в учение отдали?
Незвана остро посмотрела на Мстишу.
— Нет, сама пошла, — сквозь зубы пробормотала она и принялась колотить бельё с удвоенной силой.
Княжна удивлённо приподняла брови. Она вспомнила, как Ратмир рассказывал, что против собственной воли жил у волхва и не желал постигать колдовской науки. Но, видно, Незвана была слеплена из иного теста.
— Как же тебя отпустили? — искренне удивилась Мстислава. Отец никогда бы не отдал её в чужие люди, и ей трудно было представить, что в какой-то семье могло быть по-другому.
— Много будешь знать, скоро состаришься, — отрезала Незвана и подкинула Мстише мокрую рубаху. — Лучше делом занимайся, а не болтай.
Мстислава обиженно поджала губы. Не то, чтобы ей была любопытна жизнь дремучей девчонки, но Мстише стало скучно, и она предпочла бы скоротать время за беседой. Работать было тяжело, но зато она согрелась, а от головокружения не осталось и следа. И всё-таки княжна держалась подальше от воды и старалась не смотреть в сторону полыньи. Впрочем, было полезно узнать, что Незвана умеет ворожить. Значит, с девкой стоило держать ухо востро.
Возвращаться было труднее — хотя на долю Незваны выпало куда больше работы, Мстиша всё ещё отходила от приступа, выевшего много сил, а мокрое бельё потяжелело в два раза.
Краем глаза Мстислава заглянула в клетку. Волк по-прежнему лежал в углу и не двигался. У Мстиши сжалось сердце. Медлить дольше было непозволительно. Улучив миг, пока Незвана ушла развешивать стирку, княжна юркнула в хлев. Последнее, чего она хотела, это чтобы кто-то увидел её позор — иначе расставание с волосами Мстислава назвать не могла.
Забравшись по лестнице на сенник, княжна дрожащими руками размотала убрус и сняла повойник. Тряхнув головой, Мстиша выпустила на свободу уложенные венцом косы и торопливо расплела одну из них. Казалось, что стоит чуть промедлить, и с таким трудом собранная решимость рассыплется. Вынув из ножен клинок, Мстислава осторожно отделила прядь в палец толщиной и, глубоко вздохнув, махнула лезвием рядом с ухом.
Волосы послушно упали в подставленную руку, и из глаз Мстиши брызнули слёзы. Начало было положено, и она знала, что отныне дороги назад нет. Помалу или все сразу, но волосы будут срезаны.
Княжна уронила лицо в ладони и беззвучно, чтобы никто не услышал, разрыдалась. Но нельзя было позволять себе раскисать. Если Мстиславе заблагорассудится, она поплачет на обратном пути в Зазимье. На плече у мужа.
Мстиша подняла голову и, шмыгнув носом, быстро вытерла слёзы. Торопливо смотав прядь, она спрятала её за пазуху. Убрав косы под повойник, княжна заспешила в избу. Схватив новое веретено, Мстислава судорожно достала волосы и начала прясть их. От долгой работы на морозе ещё толком не зажившие пальцы подрагивали и не слушались, и веретено несколько раз выпадало из рук, но княжна приноровилась, и в скором времени у неё на коленях лежала светлая, чуть пушащаяся нитка. В горле встал ком, но снова дать волю слезам Мстише не позволила открывшаяся дверь. Княжна ожидала увидеть Незвану, но вместо неё на пороге возникла другая девушка — куда более миловидная, румяная от мороза и испуганная. Озираясь, она несмело вошла внутрь.
— Проходи-проходи, милая, — послышался позади незнакомки голос колдуна, и хотя он говорил ласковые слова, Мстиша заметила на лице Шуляка, вошедшего следом, снисходительность и презрение.
Волхв провёл гостью в избу и усадил за стол. Встретившись взглядом с удивлённо взиравшей на неё княжной, девушка вспыхнула, покраснев ещё сильнее, и потупила взор.
— Садись, милая, не робей, — продолжал ворковать Шуляк, и Мстислава нахмурилась. Его приторность была уж слишком далека от обычно обращённых к ней яда и издёвки. — Ну, сказывай.
Девушка опасливо покосилась в Мстишину сторону, но старик только отмахнулся:
— Не пугайся, работницу взял, глуха и нема.
Мстислава от возмущения и вправду едва не потеряла дар речи, но сочла за лучшее промолчать