Я подумал, не съесть ли мне сухарь, но опять вспомнил тошнотворный рассказ Шуйского и предпочел от перекуса отказаться.
– Это как смотреть из-за собственного плеча и одновременно перерезать себе горло, – пояснил Кассини. – И чуть сверху. И да, степень поражения, как правило, напрямую зависит от интеллектуального потенциала. Чем тоньше и сложнее система, тем сокрушительней удар.
Мармелад был вишневым, с тонким, чуть горьковатым послевкусием косточек.
– Что касается названия… – Кассини превратил сухарь в крошку и теперь старательно отделял от нее изюм. – Название возникло отнюдь не из-за эффекта выгорания, это тоже известный миф. Все гораздо проще.
Восемь изюмин, выстроил в треугольник.
– В предельной концентрации фермент LC светится в темноте. Не зря его называют «светлячковым соком». А вот насчет того, что результат не гарантирован, маэстро Штайнер совершенно прав, шанс выиграть в этом забеге ничтожен. Но, к сожалению, от желающих причаститься отбоя не было. Молодые подвижники науки…
Кассини замолчал.
– Не всегда прислушиваются к голосу разума, – закончил Штайнер.
– Именно поэтому Совет запретил все опыты с ферментом LC, – добавил Кассини. – Желающих положить живот на алтарь науки оказалось слишком много, мест на всех не хватает.
– А «жидкую свечу» применяли только в научных целях? – спросил я.
Кассини не ответил.
Молчали, словно придумывая, о чем говорить дальше, продолжать про литературу или поднять что-то новенькое.
Штайнер продолжил:
– И все-таки, Рольф, думаю, нельзя отрицать, что литература в лучших своих проявлениях… как бы это сказать, опосредованно предсказывает… или, если позволите, предвосхищает будущее.
– Могу поспорить, что некоторые предпочитают термин «моделирует», – ехидно поправил Кассини. – И не опосредованно, а напрямую. Александр Флеминг, будучи в молодости довольно одаренным хирургом, несомненно, читал про доктора Моро, думаю, маэстро Шуйский хотел проиллюстрировать своей готической повестью примерно это. Старый добрый принцип перекрестного опыления еще никто не отменял, чего уж там.
– При чем здесь Флеминг, при чем здесь готическое опыление?..
– Флеминг здесь вполне себе при чем. – Кассини улыбнулся и подмигнул Шуйскому. – Прочитайте «Простуду доктора Ф.», она написана за двадцать лет до открытия пенициллина! Напечатана в «Шаривари»! Сюжет: доктор философских, магнетических и химических наук профессор Ф. случайно чихнул в реторту с питательным раствором, забыл про это и уехал на богемские воды. А когда вернулся, обнаружил, что его дом захвачен весьма деятельными гомункулусами, зародившимися из профессорской мокроты. И как вы теперь можете ручаться, что Флеминг высморкался в чашку Петри случайно? Не прочитал ли он об этом предварительно в бульварной газетенке, весьма, к слову, популярной в Англии? Не стал ли пошленький рассказ катализатором открытия, изменившего ход истории?
Будущее проросло из соплей Александра.
– Рассказ «Ксенобиотик» построен по тому же принципу. Но вместо юмористической истории открытия пенициллина мы имеем историю рождения фермента LC.
– По-вашему, фермент LC – это все-таки глисты? – неприязненно спросил Шуйский. – Паразиты крови? И я не вижу здесь никакой истории.
Честно говоря, я сам стал запутываться. В бессмертии, медведях и глистах.
Мне показалось, что Кассини не удержится, Шуйского передразнит. Но Кассини сказал с сочувствием:
– Ваша частная вера, пусть и подтвержденная неким личным, как вам представляется, опытом, не доказывает абсолютно ничего. Неужели вы всерьез утверждаете, что Совет мог одобрить подобные опыты?
Шуйский молчал.
– Совет не может контролировать все, – заметил Штайнер. – Да и нет у него такой цели…
– Не рассказывайте про цели Совета, – тут же огрызнулся Кассини. – Не испытывайте эти плотины на прочность.
Мы умрем, а где-то по горам и долинам Планеты Х будет бродить вечный медведь Чарли. А по тундрам Регена – вечный Барсик. И пропоет над Иртышом бессмертный дрозд.
– А, впрочем, должен признать, неплохая попытка, – ободряюще заметил Кассини. – Жанр «Рукопись, найденная в панталонах» актуален, как обычно. Отрадно, что в мире есть константы, неподвластные времени, спасибо, Игорь, вы нас сегодня позабавили. В отсутствие главного дирижера.
– Весьма грустная история, – сказал Штайнер. – Весьма. Жаль. Мне понравилось.
– Публика предвзята к счастливым финалам, – возразил Кассини. – Мы живем так безмятежно, что всякий счастливый финал кажется фальшивым. Увы, плохое настроение – это давно не мода, а модус.
– У меня всегда хорошее настроение, – сказал Шуйский. – Я один из миллиардов счастливых людей.
– И чем же конкретно вы счастливы? – спросил Кассини. – Впрочем, можете не отвечать, я представляю в общих чертах.
Планета Х. Где-то на границе освоенной Галактики, в дальних рукавах спирали. Планета вечных медведей. Летающих жирафов. Малодушного искусственного интеллекта, который не покончил с собой, осознав невеселые перспективы вечности in vitro, остался жив. Место изгнания безумных изобретений и сомнительных книг, ненаписанных книг. Человечество стыдится своих порывов и ошибок, отправляет их с глаз долой, теперь есть куда. Остров неисцелимых.
– А с меня на сегодня хватит. – Кассини с грохотом отодвинулся от стола. – Эта фантасмагория перестает быть остроумной… Штайнер, ты собираешься выполнять распоряжение Совета? Где Большое Жюри?! Что здесь происходит?! Не пора ли поставить точку в этой дикой истории?!
Шайнер молчал. Облака на горизонте темнели, собираясь в грозу. Я не хотел ставить точку, мне здесь нравилось.
– Где «Поллукс»? Где «Нассау Рей»? Почему у тебя «Тощий Дрозд» стоит с демонтированными вычислителями?!
– Ты же знаешь, вычислителям нужна профилактика…
– Профилактика?!
Кассини вскочил, потревожив стол, сифон потерял равновесие, качнулся, я успел его подхватить.
– Какая профилактика, Штайнер?! На профилактику уходит максимум три дня, сколько мы уже здесь?!
Кассини обратился ко мне.
– Не три дня, – ответил я.
Я попытался сосчитать, сколько именно, насчет количества дней у меня уверенности не было…
– Мы здесь не три дня! И я почти никого здесь не видел! А сегодня ночью к моему номеру подбросили дохлую крысу!
– Почему именно подбросили? – спросил Штайнер. – Не исключено, что она сама пришла…
– И околела именно у меня под дверью? Согласись, это еще более невероятно, чем «сама пришла»…
– Это, скорее всего, Барсик, – сказал я.
– Это Барсик! – все-таки Кассини не удержался и передразнил. – Барсик! Теперь мне гораздо легче… Знаете, в достославные времена, примерно в те, по которым так тоскует маэстро Штайнер, существовало множество забав с дохлой крысой. Крысу привязывали на веревочку, раскручивали над головой и метали на дальность. Или кидали друг в друга, используя вместо мяча. Или устраивали над дверью, и когда кто-нибудь выходил, крыса падала ему на голову. Ну а подложить дохлую крысу в портфель недругу… Нестареющая классика. Я рад что молодые ученые Земли чтят заветы предков, судьба планеты в надежных руках…
Все-таки Кассини действительно энциклопедист.
– Думаю,