Глава 16
Сообщение о делах в Юкатане
Не сова, кукушка. Барьер Хойла способен вносить искажения в данные навигационных компьютеров.
В истории мировой литературы это четвертое «Детство Сциллы».
Трюмы наших кораблей забиты книгами, в этом легко убедиться, обратившись к карго-ведомостям, каждый звездолет, стартующий с Луны, уносит в пространство тонны упакованных в стандартные грузовые боксы книг. Корабли ежедневно погружаются в подпространство, руководство Библиотечной Ассоциации проводит глобальную операцию по сохранению фондов, Земля устала от своих книг.
Частично книги оседают в маленьких библиотеках колониальных миров, частично их разбирают по домам страдающие сезонной ностальгией жители ойкумены, книгами комплектуются бортовые библиотеки звездолетов и походные библиотеки экспедиций, однако львиная доля литературы оседает в автономных хранилищах. Эти хранилища раскиданы по десяткам экзопланет, в том числе по мало и вовсе ненаселенным; в самом отдаленном уголке ойкумены, в мире, имя которого вы даже не знаете, которое состоит из нелепого сочетания букв и цифр, рядом с аварийным буем и стандартной сейф-капсулой легко встретить ангар, под крышу заполненный книжными стеллажами.
Земля избавляется от своих книг.
Согласно официальной версии Библиотечной Ассоциации, операция связана с легендарным нашествием червей Вильямса, а сама эвакуация есть не что иное, как масштабная санация земных фондов – не секрет, что барьер Хойла подавляет жизнедеятельность практически всех насекомых и беспозвоночных; абсурдность и нелепость этой версии вполне соперничает с анекдотичностью прочих.
Библиопаники.
Книжные истерии, обычно называемые библиопаниками, или просто паниками, плотно укоренены в человеческой культуре еще со времен Александрийской библиотеки. Каждое столетие с года Великой Утраты случалась книга, вызывавшая брожение умов, переселения народов, смуты, войны, геноциды, низвержение старых богов и восхождение новых, гибель империй; книги набирали силу, перекраивали мир, утрачивали силу и уже с вырванными зубами занимали почетное место на золотых полках непререкаемой классики, так повелось.
Книжные истерии наших дней носят гораздо менее разрушительный характер, собственно, библиопаники давно стали элементом досуга, безопасным активным хобби, как стрельба из лука, триатлон или фехтование, частью культурного ландшафта; тайные общества, некогда правившие миром железной рукой, превратились в клубы организаторов интеллектуальных розыгрышей. В истории мировой литературы было, как ни странно, четыре «Детства Сциллы». Первое издание две тысячи шестьдесят третьего года, повесть Даниила Рогова, фантасмагория в греческом духе, в конце, как должно, в сияющей орихалковой броне уставший бог спускается на золотом тросе для наведения порядка. Второе издание, две тысячи сто седьмой, Эль Бой Пескадо, «Детство Сциллы» – производственный роман о буднях проходчиков льда на Катчере. Две тысячи двести пятидесятый, Герберт Нахбарн, «Детство Сциллы» – познавательный иллюстрированный роман для широкой детской аудитории, повествующий об отважной межзвездной испытательнице Сцилле Войд, выслеживающей безжалостных и бестолковых космических пиратов Уго и Бразиса. Эти (кстати, далеко не самые распространенные) издания можно встретить практически в любой действующей земной библиотеке, четвертое же открыл Говард Тэльман, известный библиофил, чьей добросовестности нет причин не доверять. Тэльман утверждал, что во время дежурного рейда по библиотекам окраинных миров в одном из хранилищ Кесслера он обнаружил книгу с привлекшим его внимание названием. О существовании других книг с подобным названием Тэльман на тот момент не знал, а сам текст за авторством некоего Сэмюэля Мецкеса ему неожиданно понравился, архаикой, трогательным стремлением автора понравиться читателю, чего современные литераторы напрочь лишены; наивностью. Отгремели последние бури Реконкисты, алхимик Диамедей, отдав положенное поискам философского камня, увлекся процессами окончательной возгонки; его кубы становились все совершеннее, а тинктуры все выше, чище, со временем Диамедей стал настоящим волшебником и замахнулся на иное – задумал создать дистиллятор, отделявший бы самую тонкую, самую трепетную суть вещества, предмета или животного.
На поиски принципа и конструкции потребовались все силы и все золото, сваренное прежде, и после многих десятилетий самоотверженных трудов Диамедею удается построить аппарат. Упоенный триумфом, Диамедей начинает отделять сути окружающих его вещей и заключать их в стеклянные пробирки, его дом наполнен пузырьками с блистающими средоточиями предметов, а сам он наблюдает, какое необычайное воздействие они оказывают на окружающий мир. Суть камня сообщает прикоснувшимся к ней яблокам гранитную твердость, суть воды способна сделать жидким дерево, кожу и бронзу, суть серебра заставляет лист ясеня светиться во тьме, одним словом, суть неживого придает другому неживому свои качества, правда, не все. С живым же дело обстоит иначе. Непредсказуемо, порою парадоксально. Суть котенка делает полупрозрачной плотную льняную ткань. Суть рыбы заставляет вскипать воду и волноваться воздух. Суть птицы уменьшает вес и плотность любой субстанции.
Диамедей понимает, что он наткнулся на настоящую алхимию, а не на то нелепое чучело, служению которому он посвятил молодость. Зачарованный великолепием происходящих трансформаций, он не может остановиться, преобразуя окружающий мир. Однако постепенно Диамедей, ослепленный разнузданными бесами познания, решает выделить суть разумного существа, и в безумном порыве проводит этот опыт в день летнего равноденствия и возгоняет сияющую искру из своей малолетней дочери.
Искра Лиры необычайно ярка.
Искра Лиры изменяет свойства не предметов, но людей, проявляя и усиливая их подлинные качества, надежно сепарируя агнцев от козлищ, сеятелей от пожирателей, слепых от видящих.
Удовлетворив свое любопытство (или убоявшись последствий), Диамедей пытается воссоединить форму и суть своей дочери, однако терпит крах. Он пробует раз за разом, и раз за разом совершить необходимый марьяж не удается. Между тем лишенная сути Лира сама начинает превращаться в чудовище, бросается на животных и людей, отказывается от человеческой пищи, лишается сна и речи. В результате чего погрузившийся в отчаянье Диамедей отвозит дочь в горы Велета и приковывает к камню в глубине далекой пещеры.
Вернувшись в лабораторию, Диамедей в ужасе обнаруживает, что дистиллятор разрушен неизвестными и, что самое страшное, пропала хрустальная колба, хранившая суть Лиры. Он отправляется на поиски колбы, он путешествует семь лет и погибает в этом пути от болезней и истощения, где-то в Месопотамии, успев перед смертью увидеть и осознать, что влияние сути его дочери на окружающий мир, похоже, уже необратимо.
Вернувшись на Землю, Тэльман попытался отыскать «Детство Сциллы» и нашел три другие книги, роман Сэмюэля Мецкеса отсутствовал в списках и каталогах, более того, упоминание о такой книге не встречалось ни в одной библиографии. Тэльман отправился прямиком в Коллектор, но и там ему не помогли, книга не обнаруживалась. Оставалось одно – лететь на Щелчок Катрины и снова искать там.
Следующие годы длилось великое хождение, Тэльман в поисках «Детства Сциллы» побывал во всех колониальных мирах, во всех хранилищах, библиотеках и коллекторах ойкумены, усилия были безрезультатны, а на девятый год, вместо того, чтобы сдаться и успокоиться, Тэльман