В ответ — тишина. Вадим отстраняется и снимает мои ноги с плеч, держа их на весу, медленно качает бёдрами, с вожделением наблюдая за тем, как его член растягивает мой тугой зад. Напряжённое тело постепенно обмякает, я нахожу в себе силы терпеть эту пытку, только слёзы прорываются сквозь плотно закрытые веки. Как же я ненавижу его... Не только боль, но и за то, что даже издеваясь надо мной, он делает это осторожно, не истязает, не рвёт меня. За то, что прижимается ко мне всем телом и ловит стекающие по вискам слёзы губами, трахая меня без остановки. За то, что мои руки тянутся уже не оттолкнуть его, а обвить широкую, покрытую липкой испариной шею. За то, что губы отвечают на поцелуй.
Слабая, беспомощная — такой я чувствую себя под ним, и с каждым толчком я всё слабее, боль утомила меня, высосала все жизненные силы. Снова утягивает в сон.
— Я уже было подумал, ты будешь менее сговорчива, — слышу над ухом томный и хрипловатый ненавистный мне голос. Он едва держится, подолгу оставляя во мне пульсирующий член, растягивает удовольствие, но всему есть предел и, совершив пару последних, более резких толчков, он, наконец, прекращает мучить мой зад. Кончает внутрь — я чувствую, как по влажной от пота коже стекает теплая жидкость. — Всё в порядке?
Как он проигнорировал мои просьбы, так и я не отвечаю ему. Отворачиваюсь к стене, смахивая слёзы. Дело не в боли, она не настолько сильна. Я раздавлена, унижена, я бесконечно зла на себя за то, что даже несмотря на то, что он сделал, моё тело хочет его.
— Не молчи, — придвинувшись, он обнимает меня. Тянет на себя, пока спина не касается твёрдой груди.
— Что я должна сказать? — с трудом сдерживая рыдания, спрашиваю я. — Я просила тебя прекратить! Мне было больно, ты не услышал! Так что, не всё в порядке, ясно?
— Диан... Я не горжусь тем, что сделал. Прости за боль, — я не верю в то, что он говорит, хоть эти слова звучат искренне. Ему ничто не мешало остановиться хотя бы на половине пути. Вынуть член и довести дело до конца другим способом. Но он предпочел дожать меня, трахать, пока я не сдамся... Этого он добивался? И чего добивается сейчас?
— Ты просишь прощения потому что тебе жаль или потому что у вас мужчин так принято — сначала сделать больно, потом извиняться? Кто я такая, чтобы ты передо мной извинялся? Ты же наказываешь меня. Так наказывал бы дальше, к чему это всё?
— Хочешь верь, а хочешь нет, ты — единственная, к которой я что-то почувствовал за последние пять лет, — отвечает он, приводя меня в полное замешательство. — И да, мне жаль. Я это только сейчас понял, — прижав меня к себе еще крепче, он прикасается губами к плечу. — Я не хочу причинять тебе боль.
— Если ты что-то чувствуешь к человеку, ты не будешь делать ему больно, а ты сделаешь. И не раз. А потом убьёшь, да?
Вадим долго молчит. Думает, какой ложью накормить меня или же соображает, как преподнести горькую правду?
— Идём, я отмою тебя, — произносит он вместо ответа на мой вопрос. — А потом мы с тобой поговорим. Хочу, чтобы ты кое-что знала.
Глава 17. Вадим
Диана не нуждается в моей помощи, всем своим видом показывает, что ей неловко, когда я касаюсь её в душе, провожу пальцами между ягодиц, смывая свою же сперму. Я вижу, что в ней нет страха, это скорее неприятие.
Девушка больше не плачет, замерла, стоит, опустив голову, тонкие плечи дрожат. В прошлый раз, когда она вот так стояла передо мной, я её душил.
Прижимаю к себе хрупкое тело, снова скольжу ладонью по изгибам, на глаза попадается аккуратный светло-коричневый сосок, твёрдый от холода. Прям как мой член. Снова хочу её. Хочу до безумия с тех пор, как вывалил на неё всю свою ненависть, уверенный в том, что Марину убила она. Один бог знает, как я испугался, поняв, что сделал. Виду не подал, ни ей, ни пацанам не признался в этом, и никогда уже не признаюсь, всё равно я продолжил делать ей больно. Зачем? Потому что она попросила об этом.
"Возьми меня вместо сестры". Дура. А я идиот. Конченный еблан, который столько лет думал о том, как будет мстить этим чёртовым девкам, что уже не могу отличить самого себя от того, кого выстроил в своей голове за это время. Настолько вжился в роль, что не могу остановиться. Я не должен был делать это с ней. Но сделал, уже ничего не изменишь, в моменте решил, что могу себе позволить, имею право воспользоваться её предложением. Без её желания, без огня в серо-голубых глазах, но мне он и не нужен. Я взял, что хотел. Но не получил никакого удовлетворения. Стало только хуже, не вышло подавить совесть. Внутри что-то щёлкнуло, сдавило в груди.
Выгоняю Диану из душа, приказав сидеть в комнате и ждать меня.
И чего я только хочу? Все три девушки у меня. Бери и делай с ними что хочешь прямо сейчас. Но этот план... Накатывает бессилие.
Со злости бросаю душевую лейку на пол, оборачиваю торс полотенцем и иду к раковине. В последнее время я часто смотрю себе в глаза, смотрю на уродский шрам на лице, и не чувствую ничего кроме ненависти к тому, что вижу в отражении. Пройдет ли это, когда я в последний раз посмотрю в их глаза? Не уверен. Протираю небритое лицо холодными влажными ладонями. Ничего не помогает, руки дрожат, тревога выводит из себя.
"Почему она? Почему именно сейчас? Не год, не два года назад, она попалась тебе именно сейчас!Что тебе, блядь, мешало сначала убедиться в том, что тебе нужна именно эта девка, а потом уже делать с ней то, что ты, сука сделал? Гребаный ты идиот!"
В конце концов беру себя в руки, благо это еще получается сделать, и как следует думаю. Диана не помешает мне сойти с дороги, напротив, поможет докопаться до истины и довести план до идеала. Блондинка что-то утаивает, и я узнаю, что именно с помощью неё. Что делать с самой Дианой? Хороший вопрос... Она так и будет подставлять себя, защищая