— Сказал, что братья его жены, — отвечаю. — Хрен их знает. Оба ненормальные.
— Все трое, я бы сказала, — вздыхает Дина. — Ничего, всё хорошо будет, нас скоро найдут.
— Почему ты так уверена? — спрашивает её Оксана.
— Потому что. Вас уже наверняка ищут, Саша уже сегодня начнёт бить тревогу, в больнице его видели, опишут.
— Да, — перебиваю сестру. — Медстестра сказала, что видела шрам на лице. Машину тоже по-любому засекли хотя бы у вашего подъезда, — киваю Оксане. — Это с той, что возле моего они тогда что-то сделали, так они готовились, а с вашим...
— Да нет у нас камер, — раздражённо говорит Оксана. — Но соседи могли видеть машину. Всё равно, сколько это займет, неделю? Месяц?
Открываю рот, но теряю мысль, когда в камеру заходит Стрела с бутылем воды в руках. Ставит его на пол и машет рукой.
— Все на выход. Кому в душ, кому в туалет и обратно. Только молча, я устал и разговаривать не собираюсь.
Быстро по очереди принимаем душ и там же надеваем чистые вещи. Дина всё время ворчит и жалуется на условия — холод, отсутствие идеальной чистоты в санузле, отношение как к заключённым. Оксану интересует, собираются ли нас кормить или оставят без еды в качестве наказания. Я же думаю только об одном — какое наказание ждёт меня. Он обещал мне, и сдержит своё слово. Так и выходит — заведя девушек в камеру, он оттаскивает меня, запирает дверь и ведёт в свою комнату. Понимаю, что сопротивляться бесполезно, поэтому иду, заперев рот на замок, не ною от боли, когда он с силой сжимает моё запястье, и покорно сажусь на кровать, когда он давит на плечи.
Подняв голову, встречаюсь с гневным взглядом и ловлю себя на том, что боюсь его уже не так как прежде. Раньше внутренности стягивало от одного взгляда, сейчас меня гложет обида за то, как он поступает со мной.
— И зачем ты привел меня сюда? — вырывается изо рта. — Так и будешь стоять и смотреть?
— Я вот думаю, — говорит он, присев рядом и положив тяжёлую ладонь на моё колено, — если бы мы не успели, — усмехается, — нет, если бы вы были чуть умнее и сразу пошли в полицию, ты бы всё им рассказала?
— Что именно?
— Ты бы рассказала им, что я делал с тобой? Похищение — это одно, похищение с изнасилованием — уже совсем другое.
— Какое это сейчас имеет значение? — спрашиваю, не понимая, к чему он клонит.
— Просто скажи и всё.
— Не знаю. Может, и рассказала бы. Какая разница?
— Пытаюсь понять, считаешь ли ты меня насильником или нет.
— Считаю. Именно это ты и делал. Я не давала согласия, — не раздумывая, отвечаю ему. Ладонь уже забирается под футболку, пальцы встречаются с голой грудью. По спине пробегает табун мурашек. Странное наказание. Я была готова к тому, что он как минимум вернёт мне пощёчину, что влепила ему сестра. И сделает это в разы больнее.
— То есть, тебе неприятно?
— Неприятно...
— Тебе неприятно, когда я вхожу в тебя? — он совсем близко. Шепчет, касаясь губами мочки уха.
— Мне неприятно, что ты свои грязные делишки прикрываешь какой-то местью, — выдаю первое, что пришло мне в голову. — Тебе хочется повеселиться, вот ты и веселишься, не заботясь о том, как и с кем. Ты просто извращенец и садист, как и друзья твои. И не говори, что это не так...
— Садист, говоришь. Извращенец. Хорошо, будет по-твоему, малыш, — вынув руку из-под футболки, он резко стягивает с меня её, оставляя полуобнаженной и толкает на кровать. Не церемонясь, сдергивает шорты. Страха по-прежнему нет, только жуткая усталость, безбожно клонит в сон — не до конца восстановившийся организм с трудом вынес такое испытание, но теперь пытается получить перезарядку и отключиться. Надо мной разъярённый, судорожно срывающий с себя одежду мужчина, и я должна хотя бы попытаться защитить себя, но не могу, веки тяжелеют и слипаются.
Сил хватает только на то, чтобы прикрыть грудь рукой и сомкнуть колени, когда мои трусики оказываются на полу. Стрела в одних боксерах зачем-то слезает с кровати и молча выходит из комнаты. Когда возвращается, я уже лежу с закрытыми глазами, измотанная нервная система посылает мне калейдоскоп из разных картинок и лиц, всплывающих их плотной темноты. Продолжаю наблюдать за немым психоделическим спектаклем даже когда он закидывает мои ноги себе на плечи. Я спокойна... Может, он будет груб и сделает мне больно, но хотя бы не как в первый раз.
Слышу глухой шелчок и чувствую, что-то прохладное кожей в промежности. Вадим не торопится, растирает смазку по моим половым губам, касается клитора и ведёт пальцами до анального отверстия. В эту секунду мои глаза широко распахиваются, а его пальцы проникают внутрь.
Только не это!
— Расслабилась, да? — спрашивает с издевкой, нависая надо мной, почти прижимая мои колени к груди. Пальцы выскальзывают из ануса и вместо них прорывается что-то куда более крупное. Лёгкая боль превращается в нестерпимую, крик рвётся из горла, а он все давит, протискивая свой агрегат в в узкую дырочку.
— НЕТ! — разум в огне и с каждым плавным толчком его члена во мне, из головы вылетают все сделки и уговоры, остается лишь одно — желание прекратить эту боль, вырвать ее из себя с корнем. — Пожалуйста! Больно!
Он буквально на пару секунд ослабляет напор, даёт мне передышку и входит снова. Боль возвращается, едва начав стихать. Не контролируя себя, я бью кулаками по его плечам — бесполезно, он проникает в меня дальше, сантиметр за сантиметром, пока не оказывается полностью внутри. В глазах темнеет, ноющая боль в заднем проходе выводит из себя, но я изо всех сил стараюсь не кричать и не стонать — он только этого и хочет, чтобы Дина услышала, как я отвечаю за её ошибку.
— Я буду аккуратнее, малыш. Но если хочешь кричать — кричи.
— Просто прекрати и все! Достаточно! Я больше не могу, вытащи его, пожалуйста, — умоляю я. — Хочешь сделать больно, ударь меня! Но