Внизу живота собирается знакомый ком предательского возбуждения.
Ну не здесь же и не сейчас! Ответом мне становится лишь спокойная, едва ли не умиротворенная улыбка – но я догадываюсь, что в душе Мер широко, хищно ухмыляется, – и все тот же взгляд, полный вежливого интереса.
Черт.
– Я часто говорю о себе, просто о семье мне рассказать нечего, – сдавленно заканчиваю я и принимаюсь за фруктовый салат.
Внутренняя сторона бедра горит огнем в тех местах, где касались кожи пальцы Мера. Человеческие, черт побери, пальцы, без проклятых острых когтей.
– Ложная скромность тебе не к лицу, Сильвия.
Отец качает головой, снимает мясо с кости вилкой. Я же стараюсь смотреть куда угодно, только не на него – уж лучше уткнуться носом в тарелку и сделать вид, будто салат интересует меня больше всего на свете.
– Покрасоваться ты всегда любила. Не верьте ей, Мерсер, если она строит из себя святую невинность. Такую оторву еще поискать, но оно того стоит.
О да, оно того стоит. Правда, Сильвия?
Мер хрипло посмеивается у меня в голове. Выгибает ладонь и сдвигает тонкую полоску нижнего белья в сторону, бесцеремонно проникая пальцами внутрь. Дыхание перехватывает. Я судорожно хватаю ртом воздух и еще крепче свожу бедра, только размеренные, ритмичные движения не прекращаются. Словно в бреду, я оглядываюсь по сторонам и бросаю короткий взгляд на отца – он в мою сторону даже не смотрит.
Господи, спасибо, что скатерти в ресторане такие длинные. Спасибо, что за соседним столиком не сидит какая-нибудь глазастая дамочка, способная заметить любое движение. Спасибо, что этому сумасшедшему хватает наглости творить такие непотребства.
Желание медленно заволакивает сознание и грозится заслонить собой здравый рассудок и совесть. Я передвигаюсь чуть ближе к краю мягкого стула, позволяя Меру творить со мной что угодно.
Глубже.
Я закусываю нижнюю губу, помада безнадежно смазывается. Кровь приливает к лицу, и, скорее всего, румянец на щеках становится ярче – вовсе не благодаря кремовым румянам от «Диор».
Чаще.
Дыхание тяжелеет, по телу пробегает электрический разряд. Я едва заметно подрагиваю от ненормального, неправильного удовольствия. В ресторане, черт бы его побрал! Прямо при отце, который понятия не имеет, что творится у него под носом!
И ты в восторге, правда? Будь умницей, Сильвия, держи себя в руках. Иначе что-нибудь обязательно пойдет не так. Обещаю.
– Сильвия просто не хочет показывать мне все сразу. Правда, дорогая? – спрашивает Мер совершенно спокойно.
Не понимаю, чего мне хочется сильнее: залепить ему пощечину или потянуться и поцеловать. С губ срывается хриплый выдох, когда он задевает одну из чувствительных точек внутри. Вот же тварь.
– В девушке всегда должна оставаться загадка. Но раз у нас сегодня особенный вечер, может, расскажешь что-нибудь, Сильвия? Раз уж Оскар до сих пор не выставил меня из ресторана, я заслужил узнать тебя поглубже.
Катись ко всем чертям вместе со своей глубиной, Мер!
И я надеюсь, что он слышит меня даже тогда, когда вслух я не произношу ни слова. Крепко сжимаю в руках десертную вилку, да так, что медленно белеют костяшки пальцев, и покусываю нижнюю губу. От помады скоро и следа не останется. Сердце бьется в груди как сумасшедшее, глаза наверняка блестят от вожделения, и мне приходится покрепче стиснуть руку Мера бедрами.
Хватит. Нет, продолжай. Подожди. Хотя бы не здесь!
Мысли судорожно перескакивают с одного на другое, а я и рот-то боюсь открыть. Стоит хоть звуку сорваться с моих губ, как тот наверняка перерастет в томный выдох. Повезет, если не стон.
– Иди к черту, – выдавливаю я из себя и отправляю в рот ложку салата.
Киви, ананас, клубника – вкусы сливаются, не в силах перебить ощущения совсем другие. Кажется, сейчас я могла бы съесть даже пучок травы, не почувствовав подвоха.
– Сильвия, ну тебе же давно уже не шестнадцать, – отец едва не закатывает глаза. – Держи себя в руках хотя бы на людях.
– Да, дорогая, давай хотя бы на людях не будем, м?
И от откровенно издевательской ухмылки Мера низ живота сводит от удовольствия.
Не надо. Пожалуйста, не надо.
Но он все-таки проталкивает пальцы глубже, коротко облизывая губы.
К столу вновь подходит усатый официант, ставит перед ними десерты и ловко собирает опустевшую посуду на металлический столик на колесиках. Я изо всех сил цепляюсь за бортики тарелки из-под салата, словно от этого зависит моя жизнь.
– Мэм, с вами все в порядке? – вежливо уточняет официант.
Не могу найти себе места, мерно покачиваюсь и стараюсь избежать очередного прикосновения Мера, но не могу. Господи, да я делаю только хуже.
Его движения не идут ни в какое сравнение с моими тусклыми попытками удовлетворить себя на кухне вчера ночью. Он толкается в меня уверенно и умело, давит большим пальцем на клитор, и ведет себя при этом как последняя сволочь. На людях. Я и представить себе не могла, что секс – пусть даже и такой – на публике так заводит. А может, все дело в проклятом демоне.
В его поганых флюидах.
– Все… – дыхание сбивается, с губ срывается едва слышный полустон, – м-м-м… хорошо.
– Может быть, принести еще воды?
– Не нужно.
– Ты что-то неважно выглядишь, – говорит отец и тянется ко мне через стол.
– Тут просто жарко. Все в порядке.
Шагов официанта и возни за столом я уже не замечаю. Мир на мгновение пускается в пляс и тонет в яркой вспышке оргазма, а, может, это дрожит мое тело. Слабость растекается от кончиков пальцев до самой макушки, заставляя откинуться на спинку стула и с облегчением выдохнуть. Белье под платьем отвратительно мокрое, и мне очень повезет, если на подоле не осталось заметных пятен – красный цвет не прощает ошибок.
Но это, черт побери, один из самых ярких оргазмов в моей жизни. Страшно представить, что может сотворить это чудовище в постели – там, где не обязательно ограничиваться одними лишь пальцами. Боже, неужели я всегда была такой похотливой? Разве раньше меня заводили подобные вещи? Отвратительно. Стыд расцветает пышным цветом, и кажется, будто еще немного, и сознание обернется бескрайним полем ярко-красных маков. Сейчас мой натуральный румянец наверняка не сумела бы перекрыть никакая косметика.
– А все эти украшения и татуировки, – говорит отец как