– Недавно я перекинулся парой слов с Уилсоном, – говорит отец, прежде чем опустить взгляд на меню. – Если знать его достаточно хорошо, то можно легко выяснить, чем занимается в свободное время вся ваша группа. С таким длинным языком карьера ему и впрямь светит только футбольная, конечно, но кое в чем я с ним согласен: иногда за тобой глаз да глаз нужен. Кто все-таки твой молодой человек, о котором с недавних пор судачит добрая половина колледжа, Сильвия?
Собираясь в ресторан, я представляла что угодно: серьезный разговор насчет поведения на вечеринке; попытки оправдаться за сплетни, которые наверняка распускает Джейн; разговор о матери, ведь в последнее время она звонит отцу все чаще. Что угодно, только не буквальное знакомство с родителями – отцу, черт побери, никогда не было дела, с кем и зачем я встречаюсь. Он половину моих парней и в глаза-то не видел!
С подозрением я поворачиваюсь к Меру, но на губах его застыла довольная, широкая улыбка – сейчас он напоминает кота, дорвавшегося до мяса, что незадачливый хозяин оставил на кухне без присмотра. Не мог же он сам все это подстроить? Зачем? Не представляю демона, способного развлекаться столь примитивными, унылыми встречами.
Ресторан не ночной клуб, где можно легко затеряться в толпе и встретиться с десятками, если не сотнями одиночек, готовых на все. Ресторан – это чинный прием, встреча один на один с Оскаром Хейли, а я знаю отца лучше других. Холодный и флегматичный, он едва ли мог бы заинтересовать Мера хоть немного. Ерунда это все. Совпадение. Может, у папы сентиментальность на старости лет проснулась, вот и…
Черт, у нас ведь и легенды-то нет. Приходится вдохнуть поглубже.
– О, мы познакомились по переписке, – охотно включается в разговор Мер.
Держится уверенно и не сводит показательно заинтересованного взгляда с отца, но я все еще чувствую его ладонь на бедре. Медленно он скользит вверх, касается пальцами обнаженной кожи в районе выреза.
– В интернете. Вы знали, что Сильвия замечательно разбирается в искусстве? Мы и встретились впервые на выставке полгода назад. Никогда бы не подумал, что скачусь до столь примитивных комплиментов… – он вдруг поворачивается ко мне, галантно берет меня за руку и оставляет невесомый поцелуй на тыльной стороне ладони. Ухмыляется – всего на мгновение, но я ухмылку замечаю. – …но ты, дорогая, прекраснее любой картины.
В прошлый раз, стоило нам с Мером оказаться на публике, он вел себя как самый последний засранец, и казалось, что иначе попросту не может. Но сейчас передо мной совсем другой человек: карие глаза блестят в ярком свете люстр, на губах играет спокойная улыбка, и если бы не его чертова ладонь, скользящая все выше под платьем, подумала бы, что сегодня его подменили.
Не расслабляйся, Сильвия, ты понятия не имеешь, чего стоит от него ждать. Может, он и ставит тебя выше других людей, но ты все еще его игрушка – пусть даже любимая. А я ведь и не против ею быть. Мне иногда даже хочется, чтобы он дергал за ниточки когтистыми пальцами и заставлял меня двигаться в ему одному известном ритме. Только иногда.
– Спасибо, – отвечаю я с улыбкой, наконец взяв себя в руки. – А ты, пап, не держи меня за идиотку. Когда это ты интересовался моей жизнью? Мы и говорили-то с тобой в последний раз месяца полтора назад. Тогда ты позвонил, чтобы уточнить, смогу ли я подготовить простенькую презентацию для клуба, если ты пришлешь мне материал, потому что наш капитан и президент курса снова что-то там забыл.
– Можешь думать что хочешь, Сильвия, но я никогда не пренебрегал твоей жизнью. Просто чаще я наблюдаю со стороны, – папа пожимает плечами и жестом подзывает официанта. – К сожалению, я совсем ничего не знаю о Мерсере. Прошу прощения, как ваша фамилия?
– Элл.
Что-то здесь не так. Ерзая на стуле, стараясь устроиться поудобнее, пока официант – высокий мужчина с усами щеточкой – принимает заказы, шуршит блокнотом и предлагает попробовать особые блюда от шефа, я гадаю, не блефует ли отец. Он мог наводить справки о моих ухажерах, когда вздумается, и тогда не удивительно, что некоторые из них не продержались и пары недель: может, поговорили с папочкой по душам, вот и решили, что ко мне и на пушечный выстрел подходить не стоит. Нет, глупость. Мне двадцать один скоро, папе давно пора перестать совать нос в мою жизнь – особенно в отношения с парнями. Уж лучше бы он и дальше делал вид, что его вовсе не интересует, с кем, как и когда я встречаюсь.
Но сейчас, когда отец сидит напротив и внимательно, сощурив серые глаза, разглядывает Мера, мне все меньше верится в его безразличие. Папа заботится обо мне, просто по-своему – так, как не должен заботиться отец о своей двадцатилетней дочери. Лучше бы звонил пару раз в неделю и узнавал, как дела. Или присылал цветы на день рождения.
Минут десять мы ведем светскую беседу: обсуждаем наши отношения с «Мерсером», обмениваемся мнениями о французской кухне и делимся впечатлениями о запеченных улитках, которых подали в качестве аперитива. Мер утверждает, будто блюда здесь просто отменные, хотя я готова поспорить, что он никогда не бывал в ресторане отца и улиток там не пробовал. Удивительно, но папа соглашается с ним почти во всем.
– Всю жизнь был уверен, что Сильвия найдет себе кого-нибудь с горячей головой, – произносит вдруг отец. – Сколько ни смотрел за ее ухажерами, ни один не отличался покладистым нравом. Удивительно, как вы с ней так запросто сошлись, Мерсер.
– Поверьте, Оскар, у меня тоже есть скелеты в шкафу.
И нрав у него уж точно не покладистый, но в разговор я влезать не собираюсь.
Вскоре официант приносит каре ягненка и легкий фруктовый салат, играючи умещает блюда на столе между многочисленными столовыми приборами и бутылкой вина, расставляет бокалы и на всякий случай уточняет, точно ли мистер Элл не желает отведать хоть что-нибудь из меню. Мистер Элл, подумать только. Я едва не закатываю глаза и пытаюсь незаметно смахнуть руку Мера со своего бедра.
Ничего не выходит.
– Знаете, Сильвия никогда о себе не рассказывает, – Мер откидывается поглубже на спинку стула и с интересом поглядывает на отца. – Не говоря уже о том, чтобы добиться от нее хоть слова о семье. Вчера, когда она пригласила меня на ужин, я подумал было, что это ее идея.
– Не говори глупости, я…
Я осекаюсь на полуслове,