Мертаэль никуда не денется, пока не исполнит мое желание, иначе не видать ему никакой души.
Разве это того стоит, Сильвия? Ты добьешься любви, о какой так отчаянно мечтаешь, и мне придется прикончить тебя. Как тебе такой расклад? У меня не будет выбора. Такая в твоем представлении любовь? Мимолетная, созданная лишь ради того, чтобы причинить боль? Да ты ничем не лучше демонов, знаешь?
– Хватит! – восклицаю я и прикрываю лицо руками. – Хватит юлить, хватит давить на меня! Неужели тебе так сложно? Ты только что не смог меня прикончить, думаешь, потом что-то изменится? Или у демонов кишка тонка признаться, что где-то там, глубоко внутри, у них тоже есть сердце? У тебя есть сердце, Мертаэль! Вот почему ты даже смотреть на меня не можешь. Думаешь, я слепая и не вижу, как изменился твой взгляд? Несколько недель назад, черт побери! Несколько недель!
Но Мертаэль не меняется в лице: хмурится, скалит острые зубы и напрягается всем телом. Отступать я больше не собираюсь, пусть хоть на меня вместо стены замахивается – плевать. На этот раз я в своей правоте уверена.
– Ты думаешь, будто знаешь обо всем лучше всех, правда, Сильвия? – он наклоняется ко мне поближе, оскал превращается в кривую, невеселую ухмылку. И под его взглядом хочется сжаться в комок, стать маленькой, а то и вовсе исчезнуть. – Представляешь себе, будто все поняла и достаточно просто надавить на своего ручного демона как следует? Мало того, что ты не могла загадать нормальное желание, теперь ты пытаешься победить меня в моей же игре? Я демон, Сильвия, не какой-нибудь парень из твоего колледжа. Демоны не созданы для любви, понимаешь? Меня сделали живым воплощением похоти, чтобы в моей голове и мысли о любви никогда больше не возникло.
– Тогда ты не особо-то хороший демон, – фыркаю я тихо. Съеживаюсь под его взглядом, но все-таки поднимаю глаза, гордо вздернув подбородок. – Потому что мысли у тебя возникли.
Наверняка сейчас он меня ударит. Вспылит, и все мои представления о любви, о спрятанном где-то глубоко сердце пойдут прахом.
У демонов нет сердца, Сильвия, разве ты не знала? Они способны лишь выбираться из Ада на год-другой, собирать души и возвращаться в свое уютное гнездышко, довольные и сытые. Только ради этого они и существуют. Ради этого и забавных игр с такими доверчивыми дурочками, как ты.
Только голос это не Мертаэля, а матери – отголоски ее неприязни, подхода к жизни и отношения ко мне. Я закусываю нижнюю губу, отгоняя навязчивую мысль в сторону, и не замечаю, как Мертаэль с силой бьет кулаком по стене в паре дюймов от моего лица.
В сторону летит пыль, кое-где с поверхности осыпается краска.
– Знаешь, Сильвия, тебе просто не повезло родиться не в том месте и не в то время, – а голос у него удивительно спокойный, насмешливый даже. Еще немного, и Мертаэль снова зайдется смехом на грани отчаяния. – Встреть я тебя, такую назойливую и уверенную в силе любви, на пару тысяч лет раньше, и у тебя были бы все шансы. Тогда у меня действительно было сердце. И самым ярким чувством в моей жизни и впрямь была любовь. Но это было две тысячи лет назад, Сильвия, а время никого не щадит.
Неужели демоны живут так долго? Две тысячи лет – почти столько же, сколько насчитывает современный календарь. Сразу вспоминаются наставления миссис Говард, которыми она сыпала, когда водила меня в церковь и заставляла прислушиваться к святым отцам. Любовь – одна из семи добродетелей, и когда-то Господь создал не только людей и их привычный мир, но и ангелов, которые обязаны были им помогать.
Глядя на Мертаэля, я и близко не могу представить ангела, но его имя… Рафаэль, Самаэль – он отлично вписался бы в их ряды.
Но такого просто не может быть.
– Ты был ангелом? Две тысячи лет назад?
– Не будь дурой, Сильвия.
– Ты был ангелом! – повторяю я громче.
Пора бы уже перестать думать, будто на свете осталось нечто невозможное. Я стою рядом с недовольным демоном, готовым пойти на убийство кого угодно и превратить стены моего дома в решето, но не способным поднять на меня руку, а все туда же – представляю, будто ангелом он быть не мог.
– А потом тебя низвергли в Ад за грехи. Кажется. Никогда не прислушивалась к миссис Говард, когда она зачитывала отрывки из библии. Неважно. Если ты был ангелом, то в глубине души так им и остался, даже если крыльев у тебя больше нет.
По окнам барабанит мелкий дождь, на кухне все еще темно, и в полумраке сверкают лишь ярко-красные глаза Мертаэля, но на секунду чудится, будто сейчас он прикроет их и даст волю эмоциям. Сорвется так же, как небеса, наконец разразившиеся дождем, что собирался весь день.
Но если небеса днем были просто пасмурными, то Мертаэль сейчас мрачнее тучи.
– Не болтай того, о чем не знаешь. Я был ангелом, Сильвия, но моя история не имеет ничего общего с вашими книжками. И раз уж ты такая умная девочка, как думаешь, что могло произойти с ангелом за две тысячи лет, если сейчас он является в мир смертных только ради того, чтобы сожрать их души?
Он говорит все громче, крепче прижимает меня к стене своим телом и хватает пальцами за подбородок. Когти до боли впиваются в кожу. И впрямь прикрывает глаза на мгновение, прежде чем открыть их и широко, злобно оскалиться.
– Вызови ты кого-нибудь другого, сейчас от тебя мокрого места бы не осталось. Но кого еще ты могла призвать, если вся твоя жизнь вела к этому поганому мгновению? Ты, Сильвия, буквально создана, чтобы сыпать мне соль на раны. Издеваться надо мной, как я издевался над тобой и твоими дружками. Знаешь почему?
Не знаю, но сказать об этом не решаюсь – да мне даже подумать о чем-то страшно лишний раз! Я еще не видела Мертаэля таким решительным, никогда не слышала, чтобы он сам рассказывал о себе. Не пытался отшутиться или отмахнуться от меня, не исчезал так же легко, как обычно появлялся.
Может быть, впервые за все время он показал мне себя настоящего. Открытого, до краев полного обиды и одинокого.
– Потому что нет ничего лучше, чтобы проучить последних сохранивших рассудок демонов. Повеселиться от души!
Мертаэль выпускает меня из болезненных объятий и отступает, мерит кухню шагами. Стекло хрустит под подошвами тяжелых ботинок.
– Отыграться за бессмысленную резню на