— Я не думаю, что зря, — отвечает Марк, глядя на фонари, что мелькают за окном машины. Усмехается. — Это было полезно для тебя.
Не поспоришь.
Да, полезно, и теперь я к книгам с дерзкими и опасными мужиками, которые насилуют, убивают отцов героинь из-за мести, а после преследуют с угрозами, не притронусь.
Я получила прививку, и фантазии о мафиозниках оставлю обычным домохозяйкам, а я… я сама оказалась женой того, чей взгляд может напугать до синеватой бледности.
— Да уж, — невесело отвечаю я и тоже отворачиваюсь к окну. — Полезно. Возможно, мне стоило побыть на такой встрече чуть пораньше?
Молчим несколько минут, и я вновь мягко разворачиваюсь к Марку, который решил в тишине вздремнуть: откинулся назад, запрокинул голову и закрыл глаза.
Мой взгляд скользит по его хищному профилю, которое немного расслабилось, судя по опущенным уголкам губ, и во мне вспыхивает желание коснуться его небритой щеки. Хочу почувствовать под ладонью его жесткой щетины с островками благородной седины, а после бы я поцеловала в тонкую паутину морщин у глаз, но такого права у меня нет.
Надо было гладить и целовать Марка раньше, когда это имело смысл. Когда не было Фаины и когда он хотел меня, а сейчас все эти касания, провокации, попытки подразнить тигра — ужимки отчаяния.
— Стоило раньше показать мне…
— А так без цыган, без разборок, без подобных сложных переговоров с придурком, который посветил пушкой перед нами, — Марк перебивает меня, — я был недостоин уважения ко мне, как к мужу, — приоткрывает глаза и косится на меня, — так? Как к отцу твоих детей? Как к мужчине? — невесело усмехается. — То есть я был прав, когда решил, — разворачивается ко мне и немного прищуривается, — что встряхнуть тебя можно только страхом? Страхом передо мной?
У меня ресницы вздрагивают и я сглатываю. Справедливый вопрос.
— Заслуживал, — честно отвечаю я. Шепотом, который я сама почти не слышу. — Как муж и как отец.
Это несправедливо. Почему я не остановила себя хотя бы полгода назад и не подумала над тем, что мой брак с Марком летит в бездну, набирая с каждым днем скорость.
— Тогда в чем было дело, Оля? — строго спрашивает Марк.
Машина заезжает во двор маминого дома и медленно двигается мимо подъездов, разгоняя мрачную тьму ярким светом фар.
— Разлюбила? — прямо спрашивает Марк, пристально и изучающе вглядываясь в глаза.
Меня пугает этот вопрос до мелкой холодной испарины на шее и дрожи в пальцах.
— Марк, я… — мой голос сбивается, — как ты можешь такое говорить…
— Юлишь, — усмехается, и мне от его ответа становится холодно где-то в груди над желудком. — Вопрос простой, но четко ответить ты на него не можешь.
— Марк…
— Достаточно, — он качает головой, — я ты все же ответила на мой вопрос.
Машина тормозит у маминого подъезда, но я не тороплюсь оставлять уставшего Марка, который вновь откидывается назад и на выдохе закрывает глаза.
Разлюбила?
Но как иначе все объяснить? Никогда любящая женщина не позволит мужчине забыть ее поцелуи, руки, шепот на ушко.
Неожиданно для самой себя я поддаюсь к Марку. Мои губы касаются его небритой щеки у скулы. Я чувствую, как он резко напрягается, будто от удара, и шепчу на ухо:
— Спокойной ночи.
И вот теперь я сбегаю. Благо Немой Ваня открывает дверь, и я вылетаю из салона машины всполошенной птицей и торопливо стучу каблуками к крыльцу.
— Оля! — слышу голос Марка за спиной.
Я останавливаюсь и оглядываюсь. Стоит у машины мрачной тенью и спрашивает:
— Какого хрена ты творишь?
Глава 45. Пур-пур
— К чему это все? — Марк обходит машину и неторопливо шагает ко мне, спрятав правую руку в карман брюк. Взгляда с меня не спускает. — Как мне все это расценивать, а?
— Никак не расценивай, — тихой заявляю я.
— Правда? — хмыкает он.
Ко мне движется бесшумными шагами не мужчина, а хищник, который просто так не позволит мне уйти после невинного поцелуя в щечку.
Это был бы тогда не Марк, но я же знала, что эту глупую провокацию мне не спустят.
— То есть, — он уже стоит передо мной, — если я сейчас сделаю вид, что мне фиолетово на твои странные чмоки в щеку и пожелания спокойной ночи, сяду в машину, прикачу к Фае и отымею ее, то тебя все устроит?
Я после слов «отымею Фаю» ничего больше не слышу. Меня изнутри за секунду испепеляет черная ярость, и я прихожу в себя только тогда, когда Марк перехватывает мою занесенную для пощечины руку за тонкое запястье.
— Не смей говорить мне подобные гадости, — цежу я сквозь зубы. — Проваливай к Фаечке, а меня оставь в покое.
— Я вел себя сегодня с тобой максимально корректно, Оля, — Марк резко подается в мою сторону и обнажает зубы то ли в улыбке, то ли в оскале неприязни, — а ты? Ты что устроила? Ты мне можешь объяснить спокойно и без этих своих бабских истерик и увиливаний? — он сжимает мое запястье крепче, — Ты меня то год динамишь, то потом сама лезешь, аж из трусов выпрыгиваешь.
Грубо, но честно, и обижаться нет смысла, ведь я, действительно, сама полезла к Марку с многообещающей провокацией.
— Я не в себе, Марк, — пытаюсь оправдаться. — Перенервничала.
— Опять юлишь, — усмехается, удерживая мою руку в стальных тисках пальцев. — А как же твои слова о том, что с мужиком надо быть честной и проговаривать…
— Это все бред! — я все же выдергиваю руку из его захвата. — Ты это хотел услышать?!
Мне все равно, что сейчас меня услышат все мамины соседи. Часть из них, наверное, уже стоят у окна, навострив уши. Чужие страсти, чужие трагедии, чужих скандалы куда интереснее своих семей, в которых накопились такие проблемы, которые не решить и за пару лет с семейным психологом.
— Все, что я говорила, было бредом! —