Если бы Марк пугал меня под одеялом, напоминал, что он сильнее, что он не будет слушать мои капризы, слово «нет» и что проигнорирует мое нытье о спине, коленях, головной боли.
Он — мужчина.
Он — главный. Дома, в постели.
Он — альфа-самец, и если он хочет свою самку, то ей не спрятаться и не скрыться.
Такой Марк не позволит спрятать в туалете. Такой Марк не поверит вранью о больной спине и не станет терпеть мои манипуляции, в которых я его мягко убеждала в его бессилии.
Дура ли я?
Возможно, но я за все свои годы не кончала так, как сегодня. У меня будто мозги расплавились, а внутренности с мышцами превратились в мягкое желе. А еще я, кажется, описалась, но плевать я хотела на стыд, ведь мне сейчас хорошо.
Я улыбаюсь с закрытыми глазами, словно меня развезло под алкоголем и наркотиками. Мне аж сладко, но эта сладость не на языке, а во всем теле.
Никакие пальцы и прятки в туалетах с книгами не сравнятся с реальностью.
Но я бы могла ее не познать.
Могла бы отвергнуть, если бы решила и дальше играть не пойми кого, а не быть просто женщиной.
Глупой, где-то наивной, где-то агрессивной и решительной, но главное честной. С собой, детьми, с матерью, с Марком, и даже с его любовницей.
Я не испугалась быть честной и приняла себя такую, какой я есть без лоска высокомерия, лжи и игры на публику.
— Вот что тебе нравится? — хмыкает Марк. — Не могла сказать раньше?
Глава 61. Я принимаю вызов
— Я не могла о таком сказать, — я переворачиваюсь на спину и вздыхаю. — Читать могла, а говорить нет.
Мужики поэтому и смеются, что женщины с Венеры, а они с Марса.
Мы можем зачитываться эротическими романами с жесткими откровенными сценами, мечтать о спонтанной грубости мужей, об их приказах и даже наказаниях, но сказать об этом вслух?
Нет. Нельзя. Стыдно. Не поймет, высмеет и посчитает дурой.
А зачем тогда быть замужем, если с человеком, которому родила детей, ты не можешь быть честной?
Где логика?
Я обратилась к логике и честности лишь на пороге развода, когда между мной и Марком почти ничего не осталось.
Когда во мне перестали видеть близкую и любимую женщину.
И когда я сама почти забыла, что я Марка хотела и любила.
И самое страшное в нашей истории то, что не будь между нами встряски и ярости Марка, то я бы до старости прожила той, кем была. Лицемерной дурой, которая не уважает мужа, но любит хвастаться перед чужими людьми красивой лживой картинкой.
Увы, я бы сама не задумалась, что живу во вред своей семье, во вред детям, во вред муж и во вред самой себе.
Я хотела быть особенной не для Марка и семьи, а для посторонних людей, и сколько нас таких, кто поставили семьи на вторые и третьи места.
— Я бы, удивился, но… — Марк зевает, — не отказал.
— Я не понимала… как тебе объяснить-то, — накрывал лоб ладонью, — я не хотела ничего объяснять тебе. Все же с этого началось. С того, что…
— Ты меня не хотела.
— Да.
— Такое слышать… обидно, — Марк аккуратно ощупывает повязку на носу, проверяя, на сползла ли, — неприятно… Хотя я ведь все это понял в какой-то момент и тоже смолчал.
Почему нам перед тем, как вступать в отношения с другим человеком, не говорят о том, что брак — это сложно и что в нем будут те проблемы, которые можно из-за неопытности и глупости проморгать.
Нам льют в уши только о любви.
Только о счастье и радости.
Только о блаженстве в руках любимого.
Нам опять же рисуют только красивую картинку, умалчивая, что будут недопонимания, которые за годы копятся и приводят к катастрофе, а если кто-то и пытается поговорить о семейных проблемах, то это тоже далеко от реальности.
Например, я. Я же как раз и учила теток правильно жить. И мне верили, мной восхищались, мне завидовали, и никто подумать не мог, что у меня не было с мужем близости так долго, что мою холодность ничем не оправдать.
Надо было говорить. Надо было бить тревогу уже тогда, когда я в первый раз отвернулась от поцелуя Марка.
— Смолчал, — повторяет Марк, — потому что… потому что не хотел, чтобы ты вслух сказала, что не хочешь меня…
— Кто бы тебе тогда прямо так сказал? — хмыкаю я. — Я бы убедила тебя, что ты все надумал и ошибаешься. Даже если бы кричал, то… я бы не поддалась, — я сажусь и оглядываюсь на Марка, — и начала бы ложиться под тебя через силу. Вот и все. Имитировала бы каждый раз. Долг бы отдавала и ненавидела бы тебя.
Что-то должно было произойти между нами, чтобы мы пришли к честности в нашем браке. Да, это правда болезненная, некрасивая и для многих отталкивающая, но в пятьдесят лет уже можно понять: в жизни любят фантазировать о единорогах и радуге, но реальность очень жестока к тем, кто любит много фантазировать.
— Ну, пару раз ты все же имитировала, — Марк переводит на меня осоловевший взгляд.
— А так бы каждый раз, — пожимаю плечами. — Научилась бы правильно тебя обманывать.
— Я так не хочу, — серьезно отвечает Марк, — поэтому и не настаивал…
— Поэтому появилась Фаина.
Говорю про его любовницу без обвинений и ревности, а с тихой печалью и осознанием всех наших ошибок.
Фаина была и есть, и отворачиваться от нее я не буду.
— С ней было не так, Оля, как с тобой, — мрачно отвечает Марк.
— Меня злит то, что если бы до появления Фаины ты попытался поговорить со мной, то я бы я ничего не поняла, — я не отвожу взгляда. — Я сама так любила вещать на лекциях, что в паре важно друг с другом говорить, а правда в том, что…
— Понять масштабы катастрофы, ее надо пережить, — заканчивает за меня Марк.
Я киваю. Это очень грустно, и мы в своей глупости не одни. Столько людей сожалеют по прошлому лишь после страшных последствий.