— Тогда жди меня здесь, — встал я и положил ладонь на холку Буяна. — Я вернусь с добрыми вестями. Клянусь тебе Апалиунасом, покровителем страны Вилуса.
— Клянусь Атаной и богом Диво, что ни единого стебля не трону в этой земле, — ответил Гелон. — Мы ждем семь дней. После этого наше соглашение расторгается. Мне будет нужно кормить своих людей.
— Вот и славно, — ответил я и вскочил на коня.
Итак, я сумел уболтать одну высокую договаривающуюся сторону, осталось уболтать вторую. Челночная дипломатия Бронзового века в действии. Если Приам согласится с моим планом, я получу источник железной руды и умелого мастера. Если не уговорю, тогда просто поучаствую в разделе добычи. Эти парни немало награбили по дороге. Нет, положительно, этот день был хорош, и только сущая мелочь портит мне настроение: я хочу трусы, сапоги и нормальные штаны. Ездить на коне без всего этого — просто пытка какая-то. Нет, местный гардероб не устраивает меня категорически.
1 Зевс в микенских табличках именовался словами Диво или Диве, производным от индоевропейского Дьяус, от др.-инд. Dyaus pitar, лат. — Jupiter, Diespiter. В греческом языке позже приняло форму Ζεύς (Zeús), в современном языке — Θεός — Теос (бог).
Глава 14
Заседание шло в узком составе: Приам, Гектор и я. Небольшие покои, откуда выгнали всех, даже рабов, были не так помпезны, как мегарон, тронный зал. Обычная комнатка, в центре которой стоял резной столик, уставленный вином и закусками, к которым, впрочем, никто из нас не притронулся. Две бронзовых лампы в углах горели, освещая полумрак комнаты, в которую свет попадает через крошечное окошко под потолком. Ну и духота здесь!
— Так сколько, ты говоришь, их там? — Приам смотрел на меня расширенными глазами, а Гектор и вовсе молчал, переваривая услышанное.
— Не то четыре, не то пять сотен. Скорее, пять, — терпеливо повторил я и откинулся на изогнутую спинку кресла. Они тут, кстати, на редкость удобные, изогнутые под поясницу живого человека.
— Это те самые наемники, что разграбили Хаттусу? — на всякий случай уточнил царь. — И ты вступил с ними в битву и сразил полтора десятка воинов? А потом они запросили мира и захотели с тобой договориться?
— Да, — я решил быть сегодня скромным и лаконичным.
— И они сейчас ждут твоего возвращения? — спросил царь в который раз.
— Да, — снова ответил я. — Я договорился с Гелоном, их вожаком. Он поклялся своими богами, что будет ждать неделю и до этого времени не тронет в твоей земле даже колоса. Я прошу, великий царь, принять их клятвы и выкупить по честной цене их добычу и рабов.
— И зачем бы мне это было нужно? — сощурился Приам, который смотрел на меня с каким-то зоологическим интересом. По-моему, в этот момент он проклинал тот день, когда решил отдать за меня свою дочь.
— Они поплывут на юг, — ответил я, — а по пути ограбят Милаванду, острова Кос и Родос. Ты хотел отомстить царю Аххиявы, так можем начать прямо сейчас. Если Агамемнон не сможет защитить своих людей от нападения, он будет унижен. А он не сможет, я тебя уверяю. Он для этого слишком далеко, а эти парни потом пойдут в Ханаан. Там ахейцы их просто не достанут.
— Хм… — Приам задумался.
Перспектива немного повоевать и потерять при этом добрую сотню воинов меркла перед возможностью разжечь огонь во владениях микенского ванакса. Да, у наемников можно отобрать добычу, да только взять ее придется большой кровью. Это понимал даже Гектор, который сидел рядом со мной и морщил лоб в умственном усилии.
— Много людей потеряем, отец, — высказался, наконец, он, и это решило дело.
— Да будет так! — хлопнул в ладоши Приам. — Я клянусь Апалиунасом и Тешубом, что не трону этих людей, если они будут вести себя мирно в моих землях. Им продадут зерно и корабли, а их добычу выкупят по честной цене.
— Разреши удалиться, великий царь? — спросил я.
— Иди, зятек, иди. Не стоит терять времени, — ласково ответил Приам.
А у самого глаза такие добрые-добрые. Такие добрые, что просто мороз по коже. Пойду-ка я отсюда поскорее. Валить надо из этого гадюшника. Домой хочу, в Дардан, у меня уже есть все, что нужно. Я взял со стола лепешку, положил на нее истекающий соком кусок жареной оленины, завернул ее конвертом и пошел к выходу.
— Целый день ничего не ел, — с виноватым видом произнес я. — И сейчас опять в дорогу. Я голодный как волк, великий царь! Прости мои дурные манеры.
* * *
— Господин! — униженно склонился мастер, протягивая мне ноздреватую крицу, в которой я без малейших сложностей опознал кусок железа килограмма на полтора. Немного, учитывая, сколько усилий понадобилось для этого.
— И это все? Мы для чего торчали здесь? — разочарованно сказал мой старый знакомец Тимофей, который, тем не менее, смотрел на металл со священным ужасом.
Для него, сына своего времени, превращение веществ оставалось колдовством, овеянным жуткой тайной. Он явно побаивался происходящего, хотя любопытство молодости все равно пробивалось наружу, несмотря на то что он изо всех сил пытался показаться невозмутимым. Крица была горячей, ее только что отбили от шлака, правда, не очень тщательно, как по мне. Мелкие крупинки посторонних включений все равно оставались, и сделать с этим ничего нельзя. Здесь не плавят металл, для этого температура сыродутной печи, которую мастер развалил на моих глазах, слишком мала. Кузнецы восстанавливают железо из окислов, а потом куют, пока горячее. И сталь здесь получается совершенно случайно, когда начудят с засыпкой угля. Тогда кусок металла становится неоднородным — частично из мягкого железа, частично из стали. Структура его похожа на мозаику, но оно все равно существенно лучше, чем обычное. В этом случае мастер считает, что его жертвы угодили богам, и начинает радоваться как ребенок. Он ни малейшего понятия не имеет, почему так вышло.
— Куда потом пойдете? — спросил я Тимофея, который со времени нашей последней встречи обзавелся богатым воинским поясом, золотыми браслетами и дорогущим бронзовым кинжалом с рукоятью, отделанной серебром.
— На Угарит двинем, — пожал тот плечами. — Рапану, сынок купеческий, сам проболтался, что там стены рухнули. Так чего теряться?