— Володя прав, — прикусил ус Трофимыч, — люди побегут и некоторые из них с оружием, тут к бабке не ходи. Среди баб и детишек много паршивых овец затешется, поэтому к нам национальную гвардию перебрасывают, там бойцов специально обучают работе с гражданскими беспорядками. Ладно, ещё ничего не началось. Может быть, в Москве дуют на воду, зря суетиться только нервы портить. А ты, Володя, что решил с контрактом?
— Долгосрочный подписывать не стану, я же сказал, сами знаете мои обстоятельства, тем более мне тут одна птичка в клювике информацию принесла о переводе на казарменное положение со следующей недели, а мне ещё с Катькой до конца разобраться надо.
— Как же, слыхал я о Петре. Расскажи, что за горемык вы с ним подобрали, — Трофимыч хлопнул меховыми перчатками по бедру. — Идём в столовую, перекусим, заодно расскажешь о вашей «подобрышке». Эй, стрелки, приберитесь тут, — махнул рукой казак, подзывая помощников, смолящих сигареты в беседке. — Шевелитесь!
В столовой было тепло, уютно и вкусно пахло борщом и мясными котлетами. Разместившись в дальнем углу офицерского зала, друзья сначала предались чревоугодию. Заморив червячков, Трофимыч с Олегом принялись поторапливать Владимира взглядами, жалостливыми глазками вытягивая того на откровенность.
— Так что там за девица у нас приблудилась? — первым не выдержал Синя.
— Катя Лемехова, — Владимир приложил салфетку к губам, — её свекровь хочет со свету сжить. Не хмыкайте, поверьте, я знаю, о чём говорю. Помолчи, Олег, дай с мыслью собраться.
Владимир не стал рассказывать об обстоятельствах знакомства на пассажирском перроне Есауловки с замёрзшей заплаканной девицей с малышкой на руках. Незачем мужикам эта информация, он лишь краем упомянул о порче, которую разглядел на молодой женщине и её дочери, умолчал и о том, что порча и не порча вовсе, а натуральное, осознанно наведённое проклятие. Олег порой недоверчиво хмыкал, а Трофимыч, то и дело бросающий на Владимира странные задумчивые взгляды, был предельно серьёзен.
В десять лет Катя осталась сиротой и до совершеннолетия воспитывалась бабушкой, которая заменила ей отца и мать. Выиграв государственный грант в выпускном классе, Катя после окончания школы по госпрограмме поступила в Харбинский торгово-промышленный колледж, где познакомилась с Михаилом Пряхиным, положившим взгляд на скромную миловидную девушку. Высокий и обходительный ухажёр с приятной брутальной внешностью красиво ухаживал за девушкой. Дарил цветы, водил в кафе и кинотеатры, покупал милые подарки. Никто из подруг и одногруппниц Екатерины не удивился, когда она и Миша объявили себя парой. Больше всех радовалась баба Лена, мечтавшая пристроить единственную родную кровиночку в хорошие руки мужчины, за спиной которого внучка будет как за каменной стеной. Молодые начали планировать скромные торжества, до которых баба Лена, к сожалению, не дожила, отойдя в мир иной за два с половиной месяца до назначенного дня свадьбы. Странно как-то отошла, ведь она и не болела вовсе, до последнего дня занимаясь домашними делами и возясь в огороде. Здоровья у бабушки хватало на трёх молодых девиц. Сердце не выдержало, как сказали врачи, хотя и на сердце баба Лена никогда не жаловалась.
Большой рубленый дом с водопроводом, канализацией и приусадебным участком баба Лена давно отписала внучке. Отгоревав, Катя не стала откладывать свадьбу, пойдя под венец с Михаилом. Катя тогда не подозревала, что день свадьбы станет днём конца её светлой жизни, в которую вошла Акулина Семёновна, мама Михаила и Катина свекровь, вместо матери ставшая натуральной свекоброй, пилившей Катю за любую провинность, мнимую ли или настоящую. Михаил, окончивший колледж, устроился на работу вахтами месяц через месяц. Вот тогда Кате жизни совсем не стало, свекобра следила за каждым её шагом, заставляя сноху бросить колледж, но Кате хватило ума не бросать учёбу, а получить специальность, благо Михаил хорошо зарабатывал, и молодая семья не испытывала нужды в деньгах. Но дальше случилось то, что случается в тех случаях, когда молодожёны не спят в разных кроватях. Однажды Катя почувствовала себя плохо. Её тошнило, запахи раздражали… Оставшиеся месяцы беременности пролетели будто в бреду, Катя не помнила, когда и как свекровь практически переселилась в её дом и стала вести себя там по-хозяйски. Миша по-прежнему работал вахтами, практически не вникая в дела семьи, а мама его пела в уши сына курским соловьям на зависть или куковала, перекуковывая ночных кукушек. Сноха с младенцем на руках крутилась почище белок в колесе, успевая и дом вести и ненавистной свекрови помогать, а Миша с каждым возвращением становился чужее и чужее, пока однажды не обвинил Катю в измене, указав, что дочь совершенно на него не похожа. Мелкая и хилая, постоянно болеет, да и сама Катя превратилась в чучело — ни рожи, ни кожи. Свекровь лишь злорадно ухмылялась из-за спины сына и согласно кивала на обвиняющие речи, к тому же непостижим образом дом бабы Лены оказался записан на Михаила, и Катя в нём живёт на птичьих правах. В тот момент у Кати в голове даже мысли не возникло, что её жестоко обманывают. Как Михаил мог стать владельцем дома, если она никаких бумаг не подписывала? Девушка была морально раздавлена предательством единственного близкого человека и не хотела жить. Последней каплей стала встреча с мужем на улице у выхода из детской поликлиники. Довольный жизнью Михаил радостно вышагивал с какой-то яркой девицей под ручку, под другую руку девицу поддерживала мило улыбающаяся свекровь. Катины глаза заволокла пелена отчаяния. Очнулась она уже в поезде с хнычущей дочкой на руках… а после её, выпрыгнувшую из вагона на какой-то мелкой станции и ревущую в три ручья, нашли Петр Ли и Владимир.
На последней сцене повествование пришлось прервать из-за вестового, явившегося по душу прапорщика