— Не драматизируй, — отмахнулся Владимир. — Это не новомодная зараза, а старый добрый грипп, анализы подтверждают, просто одно наложилось на другое, а то на третье и в итоге…
— В итоге ты чуть не сыграл в ящик, как я понимаю, — перебив Владимира, прорычали в трубку. — Кого ты обманываешь, на моей памяти ты никогда не болел, даже когда тебя чуть машина не сбила и трахнуло током! Может почесался, когда я не видела, а так бодрячком всё время. Если и чихал, то только на солнце, а тут прилежненько в кроватке разлёживаешься.
— Отставить панику и давку! — рыкнул в ответ Владимир. — Мамаша, вы слона из мухи не лепите, ваше дитятко не при смерти, а глаза и щёки у неё впалые не из-за того, что ребёнок одной ногой в могиле, а из-за работы. Пришлось, понимаешь, суетится день и ночь напролёт, вот и скинул пару килограммов. Эка невидаль. Тут, Викуля, граница и побегать пришлось дай боже, да на своих двоих. Чай не центральные губернии, где расстояние между деревнями в плевках через забор измеряется, тут сутками в любую сторону можно топать до первого встречного медведя.
— Ох, темнишь, ты, братишка! Горбатого лепишь, обманываешь бедную доверчивую меня, все уши отборной лапшичкой завешал и ещё раз назовёшь меня мамашей, я тебе глазёнки твои бесстыжие повыцарапаю когда ты приедешь. Кстати, отец родной, колись, когда тебя ждать?
— А зачем мне приезжать, если меня зрения лишат?
— Ладно, один глазик выцарапаю, кривенький ты мне ещё пригодишься, — смиловистилась Вика. — Вов, я серьёзно.
— Насколько серьёзно? — отбросил шутливый тон Владимир.
— Во! — Вика провела ребром ладони поперёк точёной шейки.
— Так-та-а-ак, рассказывай.
— Да что рассказывать, — отвернулась от экрана Вика. — Ты не хуже меня всё знаешь. Мамахен напирает, папику-то пофиг, у него наследник есть и шмара на выданье, из которой мамахен звезду вселенского масштаба лепит и в модели суёт куда ни попадя, одна я в парадигму поведения не вписываюсь.
— Звёздочка моя, резину не тяни. Ты короче давай.
— Если короче, то мать поставила ультиматум, — шмыгнула носом Вика, — или я становлюсь прилежной дочерью, слушаюсь во всём маму и не перечу папе или пробкой из бутылки вылетаю, как только секундная стрелка переползёт на восемнадцать лет и одну секунду с момента моего рождения, а до этого знаменательного дня мне обещано превращение жизни в ад, страх и гнев божий с переводом в учебное заведение закрытого интернатного типа, практикующее усиленную трудотерапию, розги и сухой горох при обучении и воспитании трудных подростков. Причём в восемнадцать лет повторить твой финт ушами с социальными фондами и страховками у меня не получится. Папахен и мамахен, наученные горьким опытом, заранее приняли меры, так что полечу я вольной птицей — голой соколицей со сверкающей на всю округу задницей. Этот год я ещё доучиваюсь в лицее, а там куда кривая выведет. Пакет документов мать приготовила, батины кореша поспособствовали, я лично бумаги видела. Всё чин по чину, ни одна тварь не подкопается. Так-то, братец, перспектива безрадостная. Плачет по мне интернат строгого режима.
— Цыц, мелкая, не вешать нос! Приказываю до лета изображать примерную дочь, а там рвать когти в Н-ск. Я в конце мая или в первых числах июня прилечу. Я не рассказывал тебе, но меня комиссовали. Сейчас я учусь у мастера иглоукалывания.
— Гад ты.
— Но-но! Не сметь катить бочку на старшего брата!
— Ты думаешь я полная дура и не знаю по каким причинам комиссуют? — в углах глаз Вики начали скапливаться слёзы. — Сказки на ночь кому-нибудь другому рассказывай. Может ты летом и в Хабаровске не на учёбе был, а тоже в госпитале валялся, а мне втирал про строгий режим, кнопочные телефоны и злых унтеров. По сетевым каналам и по телеку показывали, что на границе творится, каждый день стрельба. Заврался хуже некуда. Тебя ранили?
— Вика, это не телефонный разговор.
— Понятно всё с тобой, — предательские слёзы прочертили мокрые дорожки на щеках сестры.
— Мелкая, ты с темы не съезжай, ранили меня или петух в зад клюнул, это к делу не относится, сейчас мы о тебе говорим. Первое, лепи горбатого и втирайся в доверие к матери, а если не поменяешь решение, ведь в жизни случается всякое, после экзаменов хватаешь в охапку бумаги и рвёшь когти ко мне. Или я сам в родной город наведаюсь и подхвачу тебя, чтобы ты не потерялась по дороге жизни. Плевать на страховки и социальный фонд, я тебе новые организую, денег хватит. Доучиваться пойдёшь в колледж или куда самой сердце подскажет, поэтому итоговый аттестат у тебя за этот год должен быть с одними пятёрками, понимаешь? Жить будешь у меня, хозяйка по-прежнему держит за мной флигелёк.
— Тебе не дадут опеку над несовершеннолетней.
— Дадут, поверь мне, никуда не денутся. Я многого тебе не рассказывал, чтобы ты дома ненароком не проболталась, не нужно папахену подробности обо мне знать до поры до времени.
— Я и говорю — заврался, конспиратор доморощенный, а на подушке прокололся. Сыпятся на мелочах.
— Цыц! — опять пригрозил Владимир. — Сама как?
— Да что мне будет, у нас не стреляют, зараза тоже не прицепилась. Спасибо тебе за посылку со сборами. Ничего, что я некоторые отвары мелкому давала, когда мать не видела? Он такой забавный, на тебя похож на детских фотографиях. Только меня редко к нему подпускают, и боюсь мать с отцом вылепят из него своё подобие, мамахен так точно не допустит второй ошибки, что допустила со мной.
— И в кого ты у меня такая умная?
— Уж точно не в тебя дурака, — криво улыбнулась Вика, стирая рукавом остатки слёз. — Ладно, уболтал, чёрт языкастый, до лета поработаю на публику хорошей девочкой. А ты не расслабляйся, большой старший брат, я с тебя все подробности вытрясу, так и знай. Всё,