Когда я вышла из родового особняка, свежий прохладный ветер показался мне манной небесной, настолько воздух внутри дома дрожал от напряжения и злобы.
Пройдя до ворот и свернув за угол, так, чтобы меня ни в коем случае невозможно было заметить из окон, я вынуждена была схватиться за столбик ограды, чтобы не упасть.
Уф-ф-ф!
Словно в самую глубь аномалии запросто без подстраховки сбегала. Три раза подряд, прямо по нетопыриным головам, перепрыгивая с одной на другую.
Сработает мой блеф или нет? От этого зависит слишком много. У меня, конечно, есть запасной план. И запасной план для запасного плана тоже. Но оба они настолько… аварийные, что прибегать к ним отчаянно не хочется.
До одиннадцати часов завтрашнего дня еще уйма времени, сейчас едва за полдень. Как не свихнуться от волнения в оставшееся время?
Очень просто. Позволить себя отвлечь компании болельщиков, поджидающей меня за вторым углом от поместья. Спрятались в переулке всей толпой, даже два экипажа умудрились припарковать на маленьком пятачке.
— Р-рваф! — Алешка не стал дожидаться команды и рванул мне навстречу, как только увидел. Мне пришлось долго уговаривать пса, что в дом к Барятинским со мной идти не надо. Пусть подзабудут о том, какой он большой и грозный. Все же одно дело — знать про живого покровителя рода, и совсем другое — увидеть его оскаленный чемодан возле своего носа.
Я, когда обдумывала визит, со всех сторон рассмотрела эту возможность и решила, что аргумент в виде зубов лучше приберечь на самый-самый крайний случай. В частности, вот на этот:
— Вы сняли смежный дом? Отлично! Значит, в полночь Алешка начнет выть под забором у Барятинских. Пусть думают, что это знак! Заодно не проспят.
Глава 25
Утро следующего дня встретило меня в нашей с Милой квартирке. Несмотря на волнение и диверсию, устроенную прошлой ночью с помощью Алешкиного воя, я отлично выспалась.
Может быть, из-за того, что рядом была Мила, которая теперь ощущалась окончательно родной, ближе, чем сестра. Мы как вернулись с псом и подружкой среди ночи с сеанса профилактического завывания под забором, сразу дружно выставили всех кавалеров до утра за дверь и смогли наконец не только обняться как следует, но и напиться вкусного чаю с булочками, наболтаться всласть, расчесать друг другу волосы на ночь и улечься в одну кровать под одеяло, уютно прижавшись друг к другу спинами, как котята в гнезде.
Алешка все это время был с нами и между нами, лежал под столом на кухне, чтобы мы обе могли зарыться пальцами босых ног в густую теплую шерсть, спал на коврике у кровати, стерег наши сны…
Возможно, именно поэтому утром мы обе проснулись с мыслью: все будет хорошо! Мы победим!
Волнение вернулось в половине десятого утра вместе с парнями, возникшими на пороге квартиры всей толпой. И если Лис, вежливо кивнув мне и Алешке, сразу прошел в прихожую и поцеловал Милу в щеку, то остальные так и остались за дверью. Даже Вьюжин.
— Да не мнись ты на пороге, — хмыкнула я, искоса глянув на боярыча. — Проходи уж.
— И поцеловать можно? — моментально приободрился оболтус, лукаво улыбнувшись.
— Можно, — хмыкнула я, дождалась, пока Алексей распахнет глаза от изумления, а все остальные вытаращатся на меня в шоке, особенно Игорь. И только после этого ехидно добавила: — Алешку можно и обнимать, и целовать, и даже на руках носить. Если он сам согласится, конечно!
— Р-рау? — удивился пес, когда после моих слов все дружно посмотрели на него.
Вьюжин показательно громко вздохнул, отпихнул с дороги Снежинского, прошел и звонко чмокнул пса в нос. Так звонко, что Алешка от изумления свел глаза к переносице и поставил уши торчком. Поморгал на Вьюжина и обернулся ко мне с таким отчетливо вопросительным видом, что я не выдержала и прыснула:
— Скоморох твой тезка. Так и знай. Завтракать будем или сразу в канцелярию?
— Без завтрака даже не думай никуда бежать! — Вьюжин сразу перестал дурачиться, упер руки в боки и пару секунд сверлил меня взглядом. Потом молча развернулся на пятках и отправился на кухню, где начал сердито греметь кухонной утварью. И пока мы тихо хихикали всей компанией, соорудил вполне приемлемый завтрак, судя по запахам.
— Садитесь уже! — позвал он все еще слишком серьезным голосом. — Чай, кофе, пирожки. И выезжаем!
Его послушались все, причем даже поместились в нашей крошечной кухне. А уже через полчаса мы в двух экипажах тормозили возле имперской канцелярии.
На первый взгляд Барятинских нигде видно не было. И даже их слегка пошарпанный, хотя и модный когда-то экипаж не был припаркован поблизости.
Мы с Милой переглянулись, и подруга закусила губу. Она волновалась больше меня, рвалась даже сказать пару ласковых папеньке Павлу Платонычу. Это Мила-то, в жизни не повышавшая голос ни на кого!
Еле вчера ее отговорила. А сегодня даже не знаю. Судя по потемневшему взгляду, подруга готова была вспомнить, что она, вообще-то, боярышня из древнего рода, что тоже владеет магией, которой может здорово отмутузить неугодного!
— Давайте войдем и будем ждать назначенного срока внутри, — сказала я, беря Милу за руку и одновременно с этим глазами подавая знак Лисовскому: дескать, держи свою ненаглядную с другой стороны! А то как бы не развоевалась.
Олег понятливо кивнул, и, пока все остальные наши друзья хмуро переглядывались, мы с Милой уже вошли в канцелярию.
До назначенного срока еще оставалось время. В холле было пусто. И хорошо, только зрителей нам сейчас не хватало.
Большие часы над центральной аркой громко тикали и нежно перезванивались с городской ратушей каждые четверть часа. Мы все спокойно расположились на широких деревянных диванах вдоль стен. Только Вьюжин успел сгонять на второй этаж, в кабинет клерка, со вчерашнего дня готовившего документы, которые мы с представителями рода Барятинских должны подписать.
Я, если честно, мучилась сомнениями. Может, зря я позволила Алешке всего лишь немного повыть под окнами некогда родного дома? Может, стоило отпустить его побегать по саду, погрызть деревья своими зубищами, пометить любимые тетушкины розы? А то и вовсе подсадить в окно лакейской, чтобы он наведался прямо в спальню к папеньке и разъяснил ему и мою маленьковость, и свою первородность? Неужели Барятинские оказались смелее и упорнее, чем я рассчитывала, пользуясь памятью прежней Оленьки?
— Осталось десять минут, — напряженным голосом заметил Снежинский. — Не знаю, стоит ли ждать. Я готов прямо сейчас поехать и вытребовать от отца