В том, что это не дело рук других игроков, Фиона практически не сомневалась. Единственные здесь, кто был способен на такие шутки — Тукан и Калита. При этом они оба одновременно были слишком ленивы для подобного рода юмора и неверотяно криворуки. К тому же в этой одёжке имелось очень извращённое чувство стиля того рода, что граничило с полным его отсутствием.
— Петлович, откуда тулуп? — поинтересовалась жрица мягко.
Загадка состояла в том, что помимо отсутствия кандидатов в портные среди обладателей естественного интеллекта, не было их и среди носителей искусственного. Такое бы сокровище Фиона не пропустила ни за что в жизни. Помимо того отсутствовали нитки и иголки — незаменимые атрибуты любого шитья, даже самого плохого. Да и тулуп не выглядел слишком уж новым, впрочем, как раз состояние материала было легко объяснимо — Калита не всегда ловила абсолютно «новых» зверей.
— Холодно было, судалыня. — Глаза старосты подозрительно забегали.
— Понимаю, и что?
— Хотелось бы, чтобы было потеплее, судалыня, поголячее, так сказать…
— М-м-м, тулуп откуда⁈ — начала выходить из себя от повторения одного и того же вопроса жрица.
— Выменял… — признался Петлович обреченно.
Только после этого заявления Фиона обратила внимание, что одежка-то не по размеру. Это было совсем не просто заметить. Староста не выделялся какими-то физическими характеристиками, вкупе с недостаточным, нерегулярными питанием, а также сутулостью. Всё вместе это превращало его в ту ещё вешалку. Нацепить на него можно было что угодно, почти любого размера — всё равно бы висело.
Тулуп-то как раз не особо и висел. Скорее наоборот — слишком рано заканчивался, едва-едва прикрывая пояс. Вернее, место, где тот теоретически располагался на Петловиче. Хотя по уму тулуп должен был быть как минимум до бёдер, а лучше — до колен. С рукавами наблюдалась та же тенденция, но в меньшей степени. Именно эти обстоятельства и навели жрицу на разгадку произошедшего.
— Ты выменял тулуп у… гоблинов⁈
— Она сказала, что я всё лавно слишком тупой, чтобы шить, — рассказал Петлович с таким видом, будто бы ожидал за содеянное четвертование.
— «Она»? — припоминая, уточнила Фиона, не меняясь в лице. — Листик?
— Навелное, она ни лазу не…
— Ни разу? Она что… — жрица осеклась на полуслове, до неё начало доходить, что тут происходило, и потому выражение её лица мгновенно сделалось мрачнее тех туч, которые нависли над Гадюкино. — А ну-ка: что вы тут наобменивали мне⁈
Торговлю как таковую Фиона запретила ботам давным-давно. Ещё в те времена, когда Гадюкино располагалось близ Амбваланга. Слишком уж много по игре шлялось всяких Горчеров, способных обменять сильно пожёванную жвачку и свою улыбку на гуся. В результате чрезвычайно похожих, включая имена некоторых деятелей, обстоятельств село лишилось своих последних домашних питомцев — пары гусей.
Однако обмен или бартер между ботами запретить было невозможно. Этим наверняка мог бы воспользоваться какой-нибудь ушлый игрок, но воспользовалась именно Листик. Поначалу всё шло достаточно невинно: когти, перья, особо потрёпанные шкуры менялись на бусинки, цветные стёклышки, явно позаимствованные из какого-то витража, добротные пуговицы, резные амулеты.
Как аппетит приходит во время еды, так и гадюкинские боты не остановились лишь на сувенирной продукции. Листик с радостью обменяла на шкуры по самому выгодному для себя курсу старый, сточенный костяной нож; пару крайне вонючих, пропитавшихся животным жиром перчаток, разумеется, «гоблинского» размера; треснувшую курительную трубку; пару щепоток некоего вещества, называвшегося «дымнолист». Последнее было Фионой показательно уничтожено в момент обнаружения.
Ещё из необычного среди вещей обнаружился довольно крупный кусок коры. Выделялся он, во-первых, своей бесплатностью — Листик отдала его за так. Во-вторых, тем, что это был своеобразный плакат. Почти всё свободное место на нём занимало множество очень кривых и примитивных квадратиков, расположенных внутри или вокруг других квадратиков, изредка вперемешку с треугольничками и кружочками. Это, если разобраться, было очень условное изображение города Ниблгуун, на восстановление которого плакат агитировал жертвовать… жёлуди. Хотя разобрать что тут к чему, особенно надпись, удалось совсем не сразу. Мешал не только почерк, достойный курицы, но и тот факт, что надпись выжгли на коре, причём далеко не с первой попытки.
— Она сказала, что это… плопаганда! — гордо и явно ничего не понимая, заявил староста, будто бы хвастаясь.
Финалом истории, во всяком случае на текущий момент, стал тулуп, обменянный как раз этой ночью. Продолжение в ближайшее время можно было не ждать: у гадюкинских ботов закончились шкурки и прочие ценные запчасти. При этом Петлович мог записывать этот день в праздничные, наряду с днём рождения: тулуп, а также «плопаганду» ему оставили.
— Ну хоть не трусы выменял, — заметил с ухмылкой Тукан.
— Не знаю, плакать тут или смеяться, — сказала Фиона, глядя на результаты обмена, лежавшие слишком маленькой кучкой.
— Проводить уроки финансовой грамотности!
* * *
— Какого… — в голосе Калиты, а она практически кричала, смешалось много эмоций: растерянность, удивление, злоба, негодование, разочарование. Но больше всего там было обиды.
Ещё вчера на этом самом месте располагался результат долгих склок, злобы и ругани, а также их совместного с Оулле труда. Ещё вчера «домик на курьих ножках» выглядел, может, не слишком роскошно, но вполне себе сносно. Ещё вчера им можно было бы, пускай и с осторожностью, хвастаться. Ещё вчера наверняка бы нашлись те, кто искренне впечатлился бы постройкой.
Сегодня же, после всех переподвывертов погоды, домик превратился в нечто, способное впечатлить кого угодно. Как что-то однозначно заслуживающее хвастовства. И одновременно с тем выглядящее невероятно броско. Вот только ручного труда в этом всём видно не было вообще.
Два ствола, образующих «ноги» дома, принадлежавшие некогда елям, проросли. Но не просто пустили корни, а вымахали в полноценные десятиметровые деревья. У них отросли размашистые ветви, хвоя на которых была слишком зелёная, появилась верхушка и вовсе салатового цвета. Но самое интересное зрелище представляла из себя середина. Основная часть постройки — пол, стены, потолок — ввиду невозможности покупать или производить доски, представляла из себя всё те же слегка обработанные брёвна. Только немного высушенные. Явно недостаточно — они тоже проросли, по итогу сплетясь в некое подобие клубка ниток, только из деревьев.
Опознать в этом чудо-юде из веток дом, да и в целом результат человеческого труда, не представлялось возможным. Такое могла сотворить только природа, и не простая, а игровая, и то только под воздействием погодной аномалии.