– Тебя, мамочка, – внезапно произносит он. – Это ты.
И тут же взбегает по лестнице, словно за ним гонится монстр.
Я.
Я уже наполовину встала, но теперь оседаю обратно на пол. Как он мог рисовать меня? Да, я захожу проверить его ночью. Но на этом все! Я просто хочу его уберечь. Уберечь от чего? Шепот матери снова слышен в моей голове. Они считают, ты убила меня. Ты и сама до конца не уверена, что это не ты, так ведь? Ты не помнишь, как записывала мои цифры себе на диктофон. Ты не помнишь, что было в больнице, после того, как я тебя схватила, до того самого момента, как ты убежала. Может, ты не помнишь и того, как пугала Уилла?
Потом я еще долго сижу на полу.
28
Четыре дня до дня рождения
Ночь прошла в тревогах о Уилле. О том, что он может рассказать Роберту, что обнаружил меня в чулане – какого черта я там делала – но в итоге за завтраком выходит из себя Хлоя. Я готовлю вторую порцию двойного эспрессо в кофе-машине, которой мы редко пользуемся, Роберт чем-то занят на своем айпаде – очевидно, избегает меня. Атмосфера невыносимо натянутая, и то, что каждый из нас пытается делать вид, будто все нормально, не спасает положение.
– Это я – подросток! – восклицает Хлоя, собирая свои вещи, в кои-то веки готовая вовремя идти в колледж. – Это мне положено быть слабым звеном!
Сегодня я не поехала на работу рано. Заснув около пяти часов утра, я спала, пока не встал Роберт, – до без четверти семь. В любом случае, я хотела увидеть Уилла и убедиться, что с ним все хорошо. Но Уилл, кажется, вообще не помнит событий прошлой ночи. Уплетая хлопья с молоком, так что большая часть молока стекает у него по подбородку, Уилл возит игрушечный грузовичок по барной стойке, сопровождая игру звуком «бррррум-бррррум». Сейчас он настолько больше похож на самого себя, чем был в последние несколько дней, что ни Роберт, ни я не делаем ему замечаний.
– Да что творится с этой семьей? – продолжает Хлоя. – Все как будто с ума посходили!
С ума посходили. Снова эти слова. Моя мать среди нас.
– Все в порядке, – отзываюсь я.
– В порядке? – Она почти смеется. – У тебя тайны, которые ты всю жизнь от нас скрывала – все эти годы у меня была живая бабушка, это раз. Ты всю неделю вела себя странно и выглядела просто ужасно – два, а теперь еще и полиция заявляется сюда, явно подозревая тебя в чем-то нехорошем – три. А мы притворяемся, что все прекрасно.
– Хлоя, послушай…
– Ко всему прочему, Уилл совершенно закрылся от нас, и никто по этому поводу ничего не предпринимает. А ты, папа, – она сверкает глазами на Роберта, – с тобой тоже что-то творится. Едва я ступаю на порог дома и могу приглядеть за Уиллом, ты пропадаешь. Ни тебя, ни мамы все эти дни нет дома. Уилл – мой брат, а не сын. Присматривать за ним – не моя задача. А если бы вы оба почаще бывали дома, то заметили бы, что его что-то в самом деле тревожит.
– Меня не всегда нет дома. Не преувеличивай.
Роберт в бешенстве. Виновен. Пойман с поличным. Не потому ли из него недавно лезло столько дерьма, когда нужно было заняться домашними делами? Его просто не было дома. Он что, появлялся здесь только тогда, когда нужно было кормить и укладывать Уилла, но делал вид, что провел дома весь день? Мне наплевать, чем он там занимается, но почему он не сказал мне? Это все – часть плана по выходу из кризиса среднего возраста путем покупки бара? Или есть что-то еще?
Хлоя переводит взгляд с одного из нас на другого.
– Вы разводитесь? Потому что если да, то скажите об этом!
– Боже мой, нет, – возражаю я, когда она, наконец, останавливается, чтобы перевести дух.
– Конечно, нет, – пару мгновений спустя соглашается Роберт, словно колеблясь. – Нам просто нужно решить некоторые проблемы, и все.
– Правда? – Я перевожу удивленный взгляд на мужа. – А я и не знала.
– У Фредди развелись мама с папой. – Это Уилл поднимает голову от своего грузовичка. – Папа Фредди теперь живет с леди по имени Джейн. Мама Фредди называет Джейн сучкой.
Хлоя прыскает со смеху, а я стою словно проглотив язык. Сучка.
Я целую сына в макушку.
– Ты не должен произносить это слово, оно грубое.
– А мама Фредди так говорит.
– Мы не разводимся, – повторяю я ему. – А что касается полиции, – я снова оборачиваюсь к Хлое, – это все ошибка. И мне жаль, что я…
Начав извиняться, я внезапно замолкаю, почувствовав жжение в животе. За что, черт подери, мне извиняться?
– Если честно – нет, мне не жаль, что я ничего не рассказывала о своей матери, – произношу я твердым голосом. – Это мое дело. Мое прошлое. Все это случилось задолго до твоего рождения. И тот факт, что ты – мое дитя, не означает, что я должна рассказывать тебе все о том, что было раньше, – и твоему отцу тоже. Уверена, что и ты не поверяешь мне все свои секреты.
На этом месте я замечаю, как в лице Хлои что-то меняется. Она подросток – ее жизнь сейчас, должно быть, настоящий клубок секретов!
– И поверь мне, Хлоя, жизнь – сложная штука. Не всем из нас повезло быть дерзкими всезнающими подростками.
Хлоя бросает на меня долгий свирепый взгляд.
– Боже, не могу дождаться, чтобы свалить отсюда, – бормочет она себе под нос, прежде чем метнуться в прихожую и покинуть дом, шваркнув дверью.
– Кстати, а что означает слово «сучка»? – спрашивает Уилл, тем самым откладывая все вопросы, которые я хотела бы задать своему мужу по поводу того, где он пропадает и чем там занимается, в долгий ящик.
– Мне так жаль, Энгус. – Я стою в его кабинете и сверкаю своей самой обезоруживающей улыбкой. Вид у меня опрятный и профессиональный. Темные круги под глазами пришлось хорошенько замазать дорогим хайлайтером. – Кто-то пытался проникнуть в наш дом. Устроил разгром. – Все еще не утратив боевой настрой после перепалки с Хлоей, я не вижу причин посвящать Бакли в истинное положение дел, учитывая, что ничего дурного я не натворила. – Кто бы это ни был – полиция считает, что это могли быть подростки, которых видели неподалеку от крикетной площадки ночью – они еще и пытались угнать машину Роберта. Полиции