От передозировки кофеина меня потряхивает, но к счастью, сегодня мой разум остер как бритва. После зловонных трясин, в которых увязает мой рассудок по ночам, мои утра стали подобны озерам хрустально-чистой воды. Можно ли сходить с ума только по ночам? Такое бывает? «Утро вечера мудренее», – так успокаивала меня приемная мать, Рейчел, чтобы я своими криками не перебудила ее собственных детей. Быть может, в ее словах был смысл.
– Честно говоря, я тоже переволновалась, – добавляю я. – Нам, вероятно, стоит поставить камеры наблюдения.
Выражение лица Энгуса Бакли не меняется – на нем нет и намека на сочувствие, что вообще-то ему совсем не свойственно. Когда он наконец поднимает на меня взгляд, я чувствую, как у меня под блузкой выступают капельки пота. Вид у Бакли довольно сконфуженный.
– Полиция была здесь сегодня рано утром, – сообщает он. – Они уехали совсем недавно. Задавали вопросы о тебе. В какое время ты была в офисе, когда ушла, и все такое. – Он на мгновение умолкает. – Вряд ли они стали бы задавать подобные вопросы, если бы дело касалось ограбления со взломом.
Чертовы ублюдки. Мое лицо вспыхивает.
– Все ясно. Что ж, ничего дурного я не совершила.
– Уверен, что это так. – Теперь, когда я потеряла преимущество, Бакли обретает свою обычную уверенность. – Однако до выяснения всех обстоятельств, думаю, тебе лучше взять несколько отгулов.
– Мне будет лучше на работе.
– Это было не предложение, Эмма. – Он делает крошечную паузу. Неужели это настороженность сквозит в его выражении лица? – По крайней мере, – произносит он, – можешь считать это отпуском по семейным обстоятельствам. В связи со смертью матери.
Слова падают тяжко, словно молот на наковальню.
– Полиция рассказала о ней?
– Они упомянули причину, по которой интересовались тобой. Послушай, Эмма, твоя личная жизнь – не мое дело…
– Что ж, кажется, ты решил пересмотреть этот подход.
– …не мое дело, пока она не сказывается на нашей практике. А вчера вечером, за ужином с весьма перспективным клиентом я оказался в совершенно дурацком положении.
Я стою, уставившись на Бакли. На меня свалилось все это дерьмо, а он нос воротит из-за какого-то ужина?
– Ну-ну, будет, – говорю я тоном, далеким от извиняющегося. – Я попала на этот ужин исключительно потому, что Стоквелл меня хочет. И при этом ты оказался в дурацком положении? Я чувствовала себя просто каким-то жертвенным куском стейка. Теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, стоило бы составить какую-то жалобу.
Лицо Бакли каменеет. Наша фирма гордится своей политикой равенства, хотя всем известно, что если кто-то выпьет лишку в баре, пятничный вечер может оказаться в лучшем случае щекотливым, а в худшем – сексистским.
– Ступай домой, Эмма, – ледяным тоном велит мне Бакли. – Я позвоню тебе через несколько дней. Не будем усугублять сложившуюся ситуацию.
– Ух ты, Энгус! Ты даже не поинтересовался, все ли со мной в порядке и что на самом деле произошло. Отлично. Я иду домой. – Развернувшись на шпильках, я стараюсь держать спину ровно, хотя ноги подкашиваются. – Большое спасибо за поддержку.
Домой? Последнее место, где я хотела бы сейчас оказаться, это дома. Роберт, должно быть, составляет сейчас список вопросов о моем прошлом и изучает мой гардероб – отбирает лучшие наряды в тюрьму. А если еще и Уилл рассказал ему по дороге в школу, что ночью обнаружил меня в чулане?
У себя в кабинете я собираю необходимое: заметки по нескольким делам, которые мне нужно изучить, записную книжку, бумагу, запасную зарядку для ноутбука. Когда я пытаюсь втиснуть все это к себе в сумочку, на пороге возникает Розмари.
– С тобой все в порядке? – Она внимательно смотрит на меня. – Необычный переполох для такого раннего часа. Предполагаю, что бы там ни было, все это просто какое-то недопонимание.
Розмари растягивает рот в улыбке, но ее глаза отнюдь не улыбаются. Неудивительно, учитывая тот факт, что несколько дней назад я велела ей перепечатать надиктованные мной непонятные числа.
– Семейные дела, – поясняю я, запихивая в сумочку настольный ежедневник.
– Так они и сказали. Это связано с твоей матерью?
– Я точно помню, что ты нам говорила, будто твоя мать умерла. – Показавшись в дверном проходе, Элисон отбрасывает темную тень наискосок. Она так стремится оказаться внутри, что едва не сшибает Розмари с ног. – Разве она не умерла, когда ты была маленькой?
– Да, именно так я вам и сказала. – Я смотрю ей прямо в глаза. – По моему мнению, так оно и есть. Мне жаль, что вам пришлось отвечать на вопросы полиции. Мое детство было непростым, если не сказать хуже, так что они просто делают свою работу – даже если взяли не тот след.
Розмари стоит, уставившись в пол, Элисон же, напротив, не опускает глаз. Я уже собираюсь без обиняков послать ее ко всем чертям, как вдруг она, пожав плечами, выдает:
– Дела твоей семьи нас совершенно не касаются. Если бы я того не желала, я бы точно не стала делиться с окружающими подробностями своей личной жизни. Мне хватило того, как все обсуждали, когда меня бросил Джим. Так что я надеюсь, что скоро все утрясется.
Элисон исчезает за дверью, чему я очень рада, потому что к глазам внезапно подступают слезы. Подумать только – Элисон практически выразила мне поддержку!
– Так или иначе, мне пора, – склонившись над сумочкой, бормочу я, позволив рассыпавшимся волосам скрыть мое лицо – не хочу, чтобы Розмари видела, как сильно тронули меня слова Элисон.
– Позвони мне, если я буду нужна.
– Разумеется.
Она отступает назад:
– Уверена, уже на следующей неделе все вернется в норму.
Держа спину прямо, она уходит прочь, и мне приходит в голову, что былой простоты в нашем общении больше не будет. Розмари может сколько угодно утверждать, что все это не ее дело, но мое молчание о прошлом она явно восприняла как обман.
Защелкнув сумочку, я перекидываю ремешок через плечо. Ну и черт с ней. Вздернув подбородок, я стремительно покидаю кабинет, глядя прямо перед собой. Это и впрямь не ее дело.
29
Покинув офис, от злости и унижения я некоторое время просто бесцельно катаюсь по городу. В моей голове роится туча доводов, я не могу выкинуть оттуда полицию и рисунки Уилла. Только свернув на эту улицу, я наконец соображаю, куда направляюсь. Я еду к дому