— Лев? — осторожно окликнул я его.
Он поднял голову и взглянул на меня. Лицо его сначала отразило недоверие, но вскоре оно сменилось удивлением.
— Кто ты? — шепотом спросил он. — Ещё одна субличность? Я так долго тут пребываю, что уже не помню всех…
«Такой уж маленький, а уже субличность,» — пронеслось у меня в голове с лёгкой ухмылкой, но вслух я ответил:
— Я тот, кто пришёл вытащить вас отсюда. Тем более что у этого не самого уютного местечка появился новый постоялец.
Тишину зала прорезала тяжелая поступь Льва, когда он приблизился к плененному «Защитнику». Тот, несмотря на свое ослабленное состояние, продолжал источать злобу и непокорность. Глаза его пылали яростью, а фигура, хотя и теряла четкость, оставалась угрожающе плотной.
Лев остановился напротив «Защитника», всматриваясь в его искаженное лицо. В его взгляде читались годы борьбы и усталости, но также в них оставалась решимость и непокорность.
— Я предупреждал, что рано или поздно тебя остановят, — тихо проговорил Лев, — что ты никогда не сможешь достичь пика своей ужасающей мощи. Но ты все равно решил идти до конца…
Ответом ему послужило неожиданное хриплое смехотворство, которое эхом прокатилось по залу. Смех «Защитника» был полон злобы и отчаяния, но в нем звучала и какая-то странная уверенность.
— Ты прав, у меня действительно никогда не получится достигнуть этой планки, — прорычал «Защитник», продолжая смеяться. — Но сегодня я узнал новость, которая меркнет перед всем, что мы с тобой сделали…
Лев нахмурился, напрягшись. В воздухе повисло напряжение, словно каждый ожидал, что произойдет дальше.
— О чем ты говоришь? — спросил Лев, стараясь сохранить спокойствие.
«Защитник» вдруг перестал смеяться, его взгляд стал холодным и жестким.
— Наш сын, Михаил, обзавелся своим «защитником». А значит, его судьба уже предрешена!
Глава 26
Поведение защитника проясняется…
Услышав эту весть, субличности, скрывавшиеся за нашими спинами, задрожали и тихонько заохали.
— Бедный мальчик… — с тихой, почти молитвенной горечью произнёс Лев-учёный, его голос дрожал от накатившей печали.
Лев-Воин нахмурился, его взгляд стал твёрдым, как закалённая в битвах сталь, и решительно заявил:
— Он справится!
— Мы должны ему помочь! — с искренней, почти наивной детской непосредственностью потребовал Лев-ребёнок.
Я невольно кивнул в знак полного согласия с последним. Не вижу смысла тосковать и убиваться, когда можно взять дело в свои руки и изменить ход событий.
А настоящий Лев, казалось, впал в оцепенение. Его глаза, пылающие ненавистью, неотрывно следили за расплывчатой, почти эфемерной фигурой Защитника. Целую минуту он оставался безмолвным, словно парализованный нахлынувшими эмоциями, но затем, собрав последние крупицы ярости, сделал шаг вперёд. Его голос, сначала едва слышный, вскоре превратился в грозный шёпот, а затем — в неистовство:
— Как ты это сделал… — произнёс он, делая ещё один шаг, и его голос, переполненный отчаянием, перерос в крик: — КАК ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ, УБЛЮДОК⁈
На это Защитник лишь разразился холодным, зловещим смехом, после чего собственноручно запер ментальную темницу и плавно опустился на холодный пол, оставляя после себя эхо недоброй иронии.
— Ждать осталось недолго, Сапрыкин. Совсем скоро мой сын найдёт меня, и тогда мы покажем этому миру, что такое ярость настоящего Теневика!
Я шагнул вперёд, вглядываясь в расплывчатую фигуру, окутанную полумраком и тайной. Каждый момент, каждый взгляд говорил мне, что «защитник» — это не просто игра разума, а нечто куда более могущественное и опасное. Но что это, я так и не мог до конца понять. Всё вокруг этой Тени было странным и лишённым логики. Она была слишком мощной для обычной субличности и слишком зависимой для самостоятельного существа.
И еще больше меня настораживала одна вещь: почему она не уничтожила субличности Льва? Да, она их подавляла, манипулировала ими, но до сих пор не стерла их из сознания. И в этом было что-то странное, почти загадочное. Ведь сил на это у нее точно хватало, но вот решимости почему-то не было.
В голове всё сводилось к одному: в истинных мотивах «защитника» было все не так, как казалось на первый взгляд. И мне надо было разобраться, что к чему, перед тем, как лезть в сознание его сына.
— Почему ты так уверен, что с Михаилом произойдёт то же самое? — спросил я, подойдя ближе и ухватившись ручками за прутья решетки. Я заглянул в темный, расплывчатый силуэт перед собой. — У него всего две субличности, которые совсем не хотят, чтобы их стало больше.
Я наблюдал, как Тень едва заметно напряглась, как нечто злое и агрессивное начало пульсировать в её неопределённых очертаниях.
— Две, значит… — «защитник» хмыкнул с таким зловещим привкусом, что в голове от его смеха тут же затрепетала тревога. — Значит, мой сын только в начале пути.
— Ты меня не слышишь? — продолжил я, не отрывая взгляда от его тусклого силуэта. — Твой «сын» нанял меня, чтобы не допустить дальнейшего разделения сознания. Понимаешь? Он не хочет повторить твой путь и захватывать тело Михаила! Твой план никогда не свершится, и всю оставшуюся жизнь ты проведёшь в темнице!
Тень замолчала, и я почувствовал, как её мрак на секунду поблек. Казалось, что «защитник» колеблется, не зная, как ответить. Но затем его фигура вспыхнула новой яростью. Его слова прозвучали с неимоверной скоростью, как будто вся его злость теперь направлена только на меня.
— Ты думаешь, ты понял меня, мальчишка? Ты не представляешь, с чем имеешь дело! — его голос стал как раскат грома, дрожащий от энергии, и я ощутил, как пространство вокруг меня сжимается, как в ответ на мои слова пробуждается сила, которая была скрыта в этой Тени. — Ты, как и все, кто встает на моем пути, скоро поймешь, насколько вы ошиблись! Совсем скоро мы избавимся от этой надоедливой тетки, и тогда ничто уже не сможет остановить моего мальчика!
Вот оно! Проговорился, морда ты расплывчатая! Значит, не просто так субличности Михаила попросили меня воздействовать на Раису Петровну. Именно она и сдерживает его от дальнейшего разделения.
Осталось только понять, каким способом, но для этого мне хватит разговора с настоящим Сапрыкиным.
Возвращение в реальный мир далось непросто. Тело ломило от перенесенных нагрузок, а по голове словно лупили отбойным молотком. Все-таки вторжение