Каждому из нас было нужно провести операцию по извлечению пули, но на этот раз бойцы «Ордена» дали маху и не привезли заражённых в нужном количестве, так что мне пришлось встать в пару с тошнотиком Халвой, потому как Лаки шарахнулась от меня, словно я был болен неприличной болезнью. Пожав плечами, я занялся, собственно, операцией. Халва бледнел, зеленел, краснел, но пока держался. В целом, с тем, чтобы ассистировать во время операции, он справлялся неплохо. Не сказать, что хорошо, но удовлетворительно. Главным было — не подпускать его к самому процессу. Но он и не рвался.
Мне было бы проще провести все манипуляции боевым или охотничьим ножом, так как скальпель для моих больших пальцев и ладоней был маловат и откровенно в них терялся. Тем не менее, я старался сохранять концентрацию и аккуратность. Нужно привыкать работать настоящими медицинскими инструментами. Вокруг стояла напряженная тишина, нарушаемая лишь тихими инструкциями расхаживающей по прозекторской Ольги Анваровны и урчанием привязанных к столам зараженных.
Сосредоточившись на своей задаче, я начал осторожно рассекать кожу над входным пулевым отверстием, стараясь не повредить окружающие ткани. Халва, проявляя неожиданную точность, подавал инструменты в нужном порядке, хотя его руки слегка дрожали. Я чувствовал, как от усердия пот стекает по спине, но продолжал работать.
Через несколько минут, которые показались вечностью, мне удалось добраться до пули и извлечь её. Окинув взглядом рану, убедился, что не задел важных артерий и органов, и начал зашивать разрез. Халва, наконец, нашел в себе силы улыбнуться, когда мы закончили.
— Отлично справился, — сказал он.
— Давай, — кивнул я, принимая похвалу. — Теперь твоя очередь.
Халва побледнел, но всё-таки взял в руки новый скальпель.
— Запомните, что в реальных условиях всё может быть гораздо сложнее, — подошла к нашей двойке Графиня.
Она тут же ткнула в зашитую рану пальцем, проверяя шов. Раздалось урчание.
— Неплохо, Орк.
После занятий я вышел на свежий воздух, чтобы немного развеяться. Мои мысли снова вернулись к утреннему собранию и к тому, что сказал Хёгни. В голове крутились сомнения и вопросы. Почему они решили скрыть правду? Почему скрывали её раньше? И что на самом деле происходит за стенами Замка?
А может, и в стенах тоже? Кто знает?
Глава 12
Коляска грохотала окованными ободами колёс по булыжной мостовой. Посеревший от страха Степан нахлёстывал двойку лошадей, которые, строго говоря, в этом не нуждались. Почувствовав опасность, умные животные буквально прыгнули с места вперёд и понесли.
Вооружившись длинным мушкетом, Графиня пристроила его на сложенном козырьке коляски, тщательно прицелилась и выстрелила. Она никогда не любила громкое и ненадёжное огнестрельное оружие, но умела им пользоваться. Когда пороховой дым рассеялся, стало ясно, что пуля с жужжанием ушла мимо. Но дело было не в том, что преследовавший их кусач увернулся, нет. Просто то ли мушкет не страдал меткостью, а то ли с пулей что-то было не так.
Заражённый нёсся вперёд по прямой, параллельным курсом с коляской. Выстрел из второго мушкета вышел удачней, но тоже не причинил мутанту больших неудобств, хотя Графиня хладнокровно отметила попадание в голову. Тяжёлая мягкая свинцовая пуля свалила монстра, но, пока Ольга Анваровна засыпала порох в ствол и трамбовала пулю шпицрутеном, тварь поднялась, мотая башкой, после чего продолжила преследование.
Графиня снова пристроилась с мушкетом. Выстрел. Промах!
Бросив бесполезное оружие, она постучала Степана по спине.
— Тормози!
— Не могу! — сквозь шум прокричал тот.
— Тогда режь упряжь! — решительно приказала Графиня. — Дальше пойдём пешком.
— Да как же это пешком-то? — изумился Степан. — Нас этот бес пешком догонит и схарчит, не поперхнувшись…
И тут до него дошло.
— Лошадей жалко, — протянул он, однако перечить не посмел.
Силач Степан лошадей любил даже больше, чем людей. Графиня, прожившая в этом новом жестоком мире уже четверть века, разделяла его взгляды. Но будет намного хуже, если кусач сожрёт сначала их со Степаном, а уж потом их лошадей. А так, может, на лошадей отвлечётся, и людям удастся уйти.
Степан безропотно подчинился самоубийственному приказу. Коляска полетела с дороги на повороте. Упряжь с парой лошадей умчалась дальше — Степан, будучи некогда конюхом, не всегда мозги включал. Но приказы своей Графини выполнял без рассуждений.
Не в силах прекратить преследование лошадей, кусач бросил многообещающий голодный взгляд на перевёрнутую коляску и помчался дальше. Графиня вооружилась на этот раз своим, сработанным по её руке арбалетом. Взвела, наложила на ложе стальной болт толщиной с её мизинец. Приклад прижала к плечу, выдохнула, и в серой тихой рассветной хмари прозвучал хлопок тетивы.
Болт по дуге проделал путь до спорового мешка и безошибочно нашёл уязвимое место на затылке заражённого. Тело кусача вытянулось последний раз и замерло, урчание оборвалось.
— Степан!
— Ась?
— Ты как, голубчик?
— Вашими молитвами, Графинюшка! — откликнулся бывший конюх, выбираясь из кустов на обочине. — Может, зря мы лошадок-то отпустили? Скажите слово только, я-то вмиг их поймаю.
— Нет, голубчик, не надо. Дальше