и на самом деле лама-странник,
то сидеть останется на троне.
Ну, а если мангадхай, то сразу
с трона будет сброшен силой крика,
вот затем пойди и погляди-ка”.
Подошел Бунд» Улан к дацану,
поглядел из-за угла — и верно:
только прокричал Гэсэр, как силон
страшного драконового крика
сдуло притворившегося с трона, —
и Нундэ Улан увидел точно,
что сдувает это Лобсогоя.
Побежал Буйдэ Улан к Гэсэру,
но, пока бежал, ему коварный
Лобсогой успел язык от правды
повернуть к вранью, — и снова вышло
так, как было нужно Лобсогою.
“Это Лобсогой!” — сказать хотелось
батору, а он воскликнул: “Странник!”
Но Гэсэр засомневался: “Ну-ка,
снова подойди и погляди-ка!
Закричу опять, собравши в крике
десять тысяч голосов дракона.
Если усидит, то — это странник,
если же слетит, то это — недруг.
Может, это Лобсогой? — получше
наблюдай за всем, что там случится!”
Все и повторилось: крик услышал
и увидел батор, что в дацане
даяншу, как муху, с трона сдуло?
Но успел ему язык от правды
повернуть ко лжи фальшивый странник, —
и Буйдэ Улан сказал Гэсэру
то, чего он говорить не думал.
Батору Абай Гэсэр поверил,
в третий раз неправду не проверил.
И пошел Абай Гэсэр к дацану,
и попробовал разговориться
с новоявленным святым, поверив,
что пред ним не даянша, а недруг:
“Наши тэнгри западною неба
и бурхан великий пятикнижный,
и всесильный Шутэгтэ, и наша
бабушка Маша и Гурмэ на землю
никого бы не послали, прежде
не спросивши у меня совета.
Что ответить сможешь ты на это?”
Даянша был и учтив, и вежлив,
Даже больше, чем учтив и вежлив:
выслушал Гэсэра терпеливо
и притворно-ласково ответил:
"Абай Гэсэр, ты трех красавиц
взял в жены и живешь счастливо,
но перестал своим уменьем
ты воскрешать людей умерших
и бедным возвращать богатство, —
вот почему не могут жены
родить наследника супругу.
Ты сомневаешься, что послан
к тебе я западными тэнгри?
Но вот Манзан Гурмэ самою
дана мне жертвенная чаша,
чтобы тебя с Урман Гоохон
благословил я на зачатье
наследника, — взгляни на чашу!” —
и обманщик подлый чашу вынул,
так показывать се принялся,
чтобы отблеск бил в глаза Гэсэру.
И признал Абаи Гэсэр в подделке
чашу, что Манзан Гурмэ когда-то
жертвенною влагой наполняла
и перед богами выставляла.
Поспешил домой Гэсэр, поднялся
по реке Хатан к Урмай Гоохон
и признался ей великодушно:
“С западного неба к нам пришел
даянша и выстроил дацан.
К нам бурханом пятикнижным он
и самим великим Шутэгтэ,
и, конечно же, Манзан Гурмэ
послан, чтобы доброе творить.
Бабушка Манзан Гурмэ ему
чашу, гнутую из серебра,
для благословения дала.
В этом точно убедился я,
эту чашу точно видел я!
Так давай пойдем скорей в дацан
и попросим, чтоб на этот раз
сыном одарило Небо нас!”
Посадил Гэсэр жену в подушки,
подстегнул коней — и покатился
по дороге к мнимому дацану
их возок серебряно-зеркальный,
где Урмай Гоохон восседала
рядом со своим Абай Гэсэром.
И до Элисте молчали оба,
о высоком говорить готовясь.
Вот вошли они в дацан и стали,
как положено, богам молиться.
Даянша там восседал на троне
и читал им вслух святую книгу.
Но едва лишь в поясном поклоне
перед ним Абай Гэсэр склонился,
Лобсогой серебряную чашу,
что сестрица Енхобой слепила
из чулка с ноги, с проклятьем бросил
через голову Гэсэра — мигом
сам Гэсэр, доверчивый, беспечный,
оказался пленником злодейства:
человеком быть он перестал —
в чужеродном облике предстал.
50. Гэсэр в облике осла
Не успела чаша опуститься,
не успела зазвенеть, упавши,
как Гэсэр был осквернен подделкой
из чулка с ноги зловредной бабы
мангадхайки Енхобой — и тотчас
в серого осла [193] преобразился.
Лобсогой мгновенно спрыгнул с трона
и осла связал стальною цепью,
путами железными опутал
ноги и серебряной уздою
зауздал, а сверху недоуздок
из витого черного железа
наложил, — и стал искать подмогу,
чтобы справиться с ослом могучим.
Двух летучих баторов спустил он
с поднебесья, также двух ходячих
из-под трех слоев земли он вызвал.
И все вместе, напрягая силы,
повлекли они Урмай Гоохон,
а за ней на поводах железных
и осла, — так медленно и тайно
к дому Лобсогоя пробирались
под землей, чтоб их не смог учуять
колонок, чтоб их не смог унюхать
горностай: возмездия боялись —
баторов Гэсэра опасались.
Вот страны Xонин Хото достигли»
вот в краю пустынь и духов-ветров
спрятались в жилище на равнине,
что долиной Трех Дибе [194] зовется,
и решили дома жить негромко,
а осла не выпускать на волю.
Лобсогой, чтоб избежать погони,
двух летучих баторов заставил
к поднебесью, в облака, подняться,
двух ходячих баторов отправил
затаиться под землей, — велел им
наблюдать, что происходит в мире.
Вкруг долины Трех Дибе он чащу
вырастил — такую, чтобы змеи
не смогли извне сюда проникнуть,
а повдоль границы он устроил
загородку из кипящей лавы,
а внутри того кольца заставил
волнами Шара далай плескаться,—
сделал всё он, чтоб отгородиться
от любого чужака-пришельца.
И, довольный, Лобсогой воскликнул:
“Если баторы