Он понял, что у него осталось лишь несколько мгновений. Одно мгновение для мысли о его матери, одно – для женщин его жизни, одно… Его сын не поднимется по этой лестнице. Уже слишком поздно. Ему было грустно, что в эти последние мгновения не пробежала перед глазами лента его жизни. Он хотел бы посмотреть. Он хотел бы ничего не делать, расслабиться и смотреть. Вместо этого приходилось до последнего мгновения думать. Лента… почему смерть не выполняет того обещанного, чего от нее ждут? Но уже он был слишком усталым, чтобы еще смотреть эту ленту.
Женщина при бензоколонке
Перевод Г. Ноткина
1
Он уже не знал, действительно ли видел когда-то этот сон или с самого начала только фантазировал. И уже не знал, что послужило толчком – картина ли какая-то, или рассказ, или фильм. Ему тогда было, наверное, лет пятнадцать или шестнадцать – так долго уже преследовал его этот сон. Поначалу он погружался в эти фантазии, когда было скучно на уроке в школе или на каникулах с родителями, позднее – во время деловых переговоров или поездок; когда уставал, он откладывал свои бумаги, откидывал голову и закрывал глаза.
Несколько раз он рассказывал этот сон – приятелю, и другому приятелю, и женщине, с которой они любили друг друга, и расстались, и, встретившись годы спустя в чужом городе, прошлялись и проболтали целый день. Не то чтобы он делал из этого сна тайну, но и часто рассказывать его не было поводов. И потом, он не знал, почему этот сон преследует его; он догадывался, что сон что-то приоткрывает в нем, но не понимал что, и мысль о том, что кто-то другой может это понять, была ему неприятна.
2
Во сне он едет на машине по широкой пустынной равнине. Дорога идет прямо, иногда исчезает в ложбине или за холмом, но, взглянув на горы у горизонта, он всякий раз видит ее. Солнце в зените, и воздух над асфальтом дрожит.
Он давно уже не видел встречных машин и никого не обгонял. По указателям и карте ближайшее селение только в шестидесяти милях, где-то в горах или за ними, и слева и справа, на сколько хватает глаз, домов не видно. Но вот слева у шоссе бензоколонка. Большая песчаная площадка, две колонки в середине, за ними двухэтажный деревянный дом с крытой верандой. Он тормозит, сворачивает на площадку и останавливается у колонки. Песок, взвихрившийся за его машиной, оседает на землю.
Он ждет. И в тот момент, когда он уже собирался вылезти и постучаться в дом, там открывается дверь и из дома выходит женщина. Когда он увидел сон впервые, это была еще юная девушка; с годами она превратилась в молодую женщину, но потом стареть перестала, остановившись где-то между тридцатью и сорока. И когда ему уже перевалило за сорок и за пятьдесят, она оставалась все той же молодой женщиной. Чаще всего она была в джинсах и клетчатой рубашке, иногда – в длинном платье, тоже из джинсовой светло-голубой застиранной ткани с выцветшими голубыми цветами. Она среднего роста, плотная, но не толстая, лицо и руки в веснушках, темно-русые волосы, серо-голубые глаза и крупный рот. Она идет уверенным шагом, уверенными движениями берет левой заправочный пистолет, поворачивает правой рычаг раздачи и наполняет бак его машины.
Затем сон совершает скачок. Как он ее приветствует и она его, как они смотрят друг на друга, что они говорят, приглашает ли она его остаться выпить кофе или пива – или он спрашивает, может ли он остаться, как получается, что она идет с ним наверх в спальню, – он никогда себе не представлял. Он видит ее и себя лежащими в разворошенной после их соития постели, видит стены, пол, шкаф и комод, все светлое, зеленовато-голубое, видит железную кровать и пробившиеся сквозь жалюзи из деревянных реек, тоже зеленовато-голубых, яркие солнечные лучи, падающие на стены, на пол, на мебель, на простыни, на ее и его тела. Это не сцена с действиями и словами – только краски, свет, тени, белизна простыней и формы их тел. Когда сон вновь приходит в движение, уже вечер.
Он припарковал машину возле дома рядом с ее маленьким бортовым грузовичком. За домом еще одна крытая веранда, теплица, защищающая от песка всяческие ягоды, и несколько грядок, на которых растут помидоры и дыни. Дальше – пустыня с виднеющимся кое-где мелким кустарником и трех-четырехметровое русло высохшего ручья, которое бегущая в нем зимой вода за десятилетия или столетия прогрызла в каменистом грунте. Женщина показала ему это русло, когда вела к насосу, поднимавшему воду из глубокой скважины. Теперь он сидит на веранде и смотрит на темнеющее небо. Он слышит, как она возится на кухне. Когда подъезжает машина, он встает, проходит сквозь дом, идет к бензоколонке и заливает бензин. И он встает, когда она включает на кухне свет и сквозь открытую дверь полоса света падает на пол веранды; из коридора он включает фонарь, который стоит между колонками и освещает площадку. И он спрашивает себя, будет ли этот фонарь гореть всю ночь и светить в спальню, – эту ночь, и следующую, и все ночи, которые еще впереди.
3
Сны, которые нас преследуют, часто контрастируют с жизнью, которую мы ведем. Авантюристу снится возвращение домой, а домоседу – отъезд, дальние страны и великие дела.
Сновидец этого сна вел спокойную жизнь. Не обывательскую и не скучную; он говорил по-английски и по-французски, строил карьеру дома и за границей, оставался верен своим принципам, даже когда встречал сопротивление, преодолевал кризисы и конфликты и, приближаясь к шестидесяти, оставался бодрым, успешным и контактным. Он всегда был немножко напряжен – и на работе, и дома, и в отпуске. Не то чтобы его работа была особенно суетливой или нервной, но под гладью спокойствия, с которым он слушал, отвечал и работал, вибрировало напряжение – следствие его концентрации на задаче и его нетерпения из-за того, что в действительности все происходило медленнее, чем в воображении. Иногда он ощущал