Я подхожу ближе, всё ещё прижимая к себе Кселарона, и опускаюсь на край кровати.
— Кристард, — шепчу я, осторожно касаясь его руки. Она холодная, слишком холодная для человека, способного стать драконом.
— Он вряд ли слышит вас сейчас, — говорит лекарь за моей спиной и делает шаг к двери. — Но чувствует ваше присутствие.
— Пожалуйста, прикажите принести сюда колыбель Кселарона, — прошу его, не оборачиваясь. — Я должна присматривать за ними обоими.
— Конечно, леди. Я распоряжусь.
Когда он уходит, я остаюсь одна с двумя самыми важными мужчинами — один борется за жизнь, второй, наконец, успокоился, убаюканный моим сердцебиением и теплом.
Я осторожно кладу его рядом с Кристардом, поддерживая рукой, чтобы не скатился. Другой я касаюсь лба мужа — горячий, слишком. Его кожа пылает, но сам он бьётся в ознобе.
Колыбель приносят быстро. Двое слуг устанавливают её рядом с кроватью, бросая на меня любопытные взгляды, но не решаясь задать вопросы. Я укладываю в неё сына, накрываю мягким одеялом, и он тут же засыпает, уставший.
Теперь я могу полностью сосредоточиться на муже. В углу комнаты вижу таз с водой, который принёс солдат перед концертом Майгары, и чистые тряпицы — похоже, про них все забыли.
Смачиваю ткань и осторожно обтираю лицо Кристарда, смывая следы крови и грязи. Шея, плечи, руки... Я избегаю повязок, опасаясь потревожить раны.
Пока работаю, в голове всплывают воспоминания из другой жизни, как я ухаживала за Геной, когда тот болел. Если температура поднималась до тридцати семи и трёх, то впору было завещание писать. Требовал к себе постоянного внимания из-за обычного насморка, заставляя меня бегать вокруг него, словно он и правда при смерти, и это хорошо ещё, если свекровь не придёт «помогать».
А теперь я смываю кровь с тела мужчины, который, я уверена, даже будь он в сознании, не издаст ни звука. Невольно сравниваю их — Генку с хлипким телом офисного планктона и Кристарда, каждый мускул которого говорит о годах тренировок и сражений. Вспоминаю капризные интонации бывшего и твёрдый, уверенный голос нынешнего мужа, от которого внутри всё переворачивается.
Контраст настолько разителен, что я почти улыбаюсь, несмотря на всю серьёзность ситуации. Кто бы мог подумать, что я окажусь в другом мире и буду отмывать мужа от настоящей крови после очередного сражения?
На удивление мои нервы расшатались уже настолько сильно, что я даже не трачу силы, чтобы закатить истерику. Кровь же.
Рука замирает на груди Кристарда, где под кожей бьётся сердце — слабо, но упрямо. Я чувствую тепло, исходящее от него. Не жар лихорадки, а что-то другое — словно внутри и правда тлеет огонь, который нельзя допустить потухнуть.
— Не смей умирать, — шепчу я, склоняясь ближе. — Слышишь? Не смей оставлять нас.
Кристард не отвечает, но мне кажется, его дыхание становится чуть более ровным. Может быть, это самовнушение, отчаянное желание увидеть улучшение. А может лекарь ошибся, и Кристард слышит меня.
Я продолжаю обтирать открытые участки его кожи, стараясь быть нежной. Когда касаюсь шрамов на его теле — а их много. Валяться в крови для него явно не в новинку.
Наверняка каждый со своей историей. Интересно, если он дракон, то сколько ему лет? Невольно задумываюсь, сколько боли Кристард вынес за свою жизнь?
В очередной раз окунаю тряпицу в воду, она уже красная от крови. Кселарон спит в своей колыбели, иногда издавая тихие звуки во сне, будто котёночек.
Я устраиваюсь рядом с Кристардом, опершись спиной о стену у изголовья кровати. Придерживаю компресс на его лбу, другой рукой — легко касаюсь его ладони, словно напоминая, что я здесь.
И тут…
— Элена... — моё имя на его губах звучит так мягко, так непривычно нежно. — Не уходи… Прошу… Я не… хочу снова быть один…
Моё сердце пропускает удар.
Глава 39
— Элена... не уходи...
Его слова, хриплые и едва различимые, пронзают меня насквозь. Я замираю, не веря своим ушам. Кристард никогда не произносил моё имя так — с такой мягкостью и... нуждой. Даже в моменты близости между нами всегда оставалась невидимая стена — договор, обязательства, но не это... не эта обнажённая уязвимость.
— Останься со мной... — повторяет он, слабо сжимая мои пальцы, словно пытаясь удержать.
Сердце колотится в груди так сильно, что мне трудно дышать. Наклоняюсь ближе, вглядываясь в его лицо. Глаза закрыты, брови сведены, как будто от боли — физической или душевной, трудно сказать. На лбу выступили капли пота, придавая коже болезненный блеск в тусклом свете свечей.
— Я здесь, — шепчу я, осторожно убирая прядь волос с его лица. — Никуда не ухожу.
Но внутри меня разрастается холодная пустота. Кого он зовёт? Меня или… её? Настоящую Элену, чьё тело я заняла, чью жизнь украла?
Память услужливо подбрасывает то, что я узнала за эти дни — их брак действительно трещал по швам. Кристард не был ласков, играл с ней в странные игры, довёл до побега, в котором она решилась обратиться к женщине, которая помогала исчезать, меняя внешность девушкам. Но стал бы он звать её в бреду вот так, если бы в его сердце не было и капли симпатии? Что если между ними были чувства, о которых никто не знал, которые они скрывали даже от самих себя?
Тяжесть вины обрушивается на меня с новой силой. Я самозванка. Обманщица. Ворую не только чужое тело и жизнь, но, возможно, и чью-то любовь.
— Прости, — слова срываются с моих губ, прежде чем я успеваю их остановить. — Прости меня...
Я не знаю, к кому обращаюсь — к Кристарду, лежащему передо мной в лихорадке, или к той, другой Элене. Что случилось с ней, когда я оказалась здесь? Исчезла ли она навсегда? Или её душа наблюдает со стороны, бессильная что-либо изменить?
Кристард снова что-то шепчет, но теперь я не могу разобрать слов. Его дыхание становится более прерывистым. Я смачиваю ткань в прохладной воде и снова прикладываю к его пылающему лбу, начиная думать о том, не нужно ли позвать доктора.
— Тише, тише, — успокаиваю его, как ребёнка. — Всё будет хорошо.
Слова, которыми мы обманываем