Чувствую, как моя рука сама тянется к ножу. Пальцы сжимаются вокруг холодной рукояти. Я пытаюсь сопротивляться, но тело отказывается подчиняться.
— Нет! — кричу я, но из горла вырывается лишь хрип.
Рука с ножом поднимается. В зеркалах вокруг я вижу отражения: сотни меня с занесёнными клинками. Все они дрожат, сопротивляются, но продолжают движение, словно марионетки на невидимых нитях.
Лезвие зависает над грудью лежащей на столе фигуры. Я вижу, как капли пота выступают на её висках, как трепещут ресницы. Она будто чувствует опасность. Знает, что происходит.
— Один удар, — шепчет голос. — И ты свободна. Навсегда.
Слёзы текут по моим щекам, когда я понимаю, что не могу остановить движение руки. Нож начинает опускаться, его остриё отражает синеватый свет.
— Пожалуйста, нет, — умоляю я, не зная, к кому обращаюсь.
В последний момент, когда лезвие почти касается кожи, чья-то рука хватает меня за запястье, останавливая удар. Хватка настолько сильная, что я вскрикиваю от боли.
Зеркала вокруг начинают трескаться, осколки падают на пол, рассыпаясь серебристой пылью. Комната растворяется, тело на столе исчезает в клубах дыма.
Я распахиваю глаза.
Наша спальня. Тусклый свет раннего утра. И чья-то рука, сжимающая моё запястье.
Несколько мгновений я не могу осознать, что происходит. А потом вижу. Моя рука занесена с зажатым в ней ножом из сна. Я держу его над грудью Кристарда, спящего рядом.
Поднимаю взгляд и встречаюсь глазами с Рамом. Его лицо напряжено, желваки играют на скулах, но глаза спокойные, оценивающие. Он не удивлён. Скорее... настороже, как человек, подтвердивший свои опасения.
Ужас накрывает меня ледяной волной.
Что я делаю? Неужели я действительно собиралась... убить Кристарда?
Нож выпадает из онемевших пальцев. Вместо того чтобы со звоном удариться о пол, он рассыпается серой дымкой, как будто был соткан из утреннего тумана.
Звук падения — или, возможно, мой сдавленный вскрик — пробуждает Кристарда. Он открывает глаза, сонно моргает и приподнимается на локте, морщась от боли.
— Что... происходит? — его голос хриплый от сна.
Я застываю, не в силах вымолвить ни слова. Горло перехватывает от паники. Что я скажу ему? Как объясню то, чего сама не понимаю?
Рам отпускает моё запястье, и я чувствую, как на коже остаются следы от его пальцев — позже там будут синяки. Он отступает на шаг, и выражение его лица становится непроницаемым. В его тёмных глазах я вижу решимость и что-то ещё — знание, которое мне недоступно.
— Лорд, — говорит он ровным тоном, не сводя с меня взгляда. — Я услышал шум и решил проверить, всё ли в порядке.
Пауза. Бесконечная, как вечность.
Моё сердце колотится так сильно, что, мне кажется, они оба должны слышать его. Кристард переводит взгляд с Рама на меня, замечает моё бледное лицо, дрожащие руки.
Похоже, наши голоса будят и Кселарона, который сладко потягивается в своей кроватке и начинает кряхтеть. Нужно будет покормить его, но я не могу ни пошевелиться, ни отвести взгляда от помощника Кристарда.
— Элена? — последний тоже это замечает, в его голосе слышно беспокойство. — Что с тобой?
Я открываю рот, но не знаю, что сказать. Правду? «Прости, дорогой, я только что пыталась убить тебя во сне, но твой помощник помешал мне»?
Или солгать? Придумать какую-нибудь историю, которая объяснит мой испуганный вид и присутствие Рама в нашей спальне на рассвете?
Рам всё ещё смотрит на меня, и в этом взгляде читается вопрос. Ждёт, что я скажу или сделаю. Решает, должен ли он вмешаться. Защитить своего господина или... меня?
За окном вскрикивает ранняя птица, возвещая о начале нового дня. Солнечный луч пробивается сквозь щель в шторах и падает на постель между мной и Кристардом — золотая линия, разделяющая нас.
И я понимаю, что всё сейчас зависит от следующих слов, которые прозвучат в этой комнате.
Глава 41
— Элена? — снова спрашивает Кристард, его голос звучит уже настойчивее. — Что происходит? Почему вы оба стоите здесь, как два изваяния?
Я судорожно сглатываю, чувствуя, как пересохло горло. Бросаю быстрый взгляд на пол, туда, где должен был упасть нож. Но там ничего нет – ни металлического блеска, ни даже следа серебристой дымки. Будто ничего и не было.
Но красные следы на моём запястье говорят об обратном. Они настоящие. Как и память о ноже.
— Мне... приснился дурной сон, — произношу я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Я, должно быть, кричала. Похоже, Рам услышал и зашёл проверить?
Тот чуть заметно кивает, подтверждая мою версию, но его глаза не отпускают меня — потемневшие и внимательно изучающие.
— Кошмар, — повторяет Кристард, приподнимаясь на подушках, морщась от боли в раненом боку. — Что тебе снилось?
Вопрос застаёт меня врасплох. Я не готова рассказывать о ледяных зеркалах, о своём двойнике и о ноже, занесённом над его грудью.
— Я... не помню, — ложь горчит на языке. — Только чувство ужаса. И что не могла пошевелиться.
Из кроватки слышится слабый плач – Кселарон проснулся. Я благодарно хватаюсь за этот предлог.
— Нужно покормить малыша, — говорю я. — Рада, что ты проснулся, Кристард. Но ты должен отдыхать. Твоя рана ещё не зажила полностью.
Чувствую на себе два взгляда: обеспокоенный Кристарда и испытующий Рама. Заставляю себя не спешить, завязывая пояс с нарочитой тщательностью, хотя всё внутри меня кричит о необходимости убежать, спрятаться, обдумать случившееся.
Кселарон встречает меня требовательным плачем, его маленькое личико покраснело от усилий. Беру его на руки, прижимая к груди, и чувствую, как сердце наполняется нежностью.
— Тише, маленький, — шепчу я, покачивая его. — Всё хорошо. Мама здесь.
Мама. Это слово до сих пор звучит странно. Я не рожала его. Не выносила под сердцем. И всё же... В этом мире он мой.
Устраиваюсь в кресле у окна и кормлю малыша, рассеянно глядя на пробуждающийся мир. Утренний свет золотит крыши конюшен, из которых доносится приглушённый шум и голоса.
Что это был за сон? Кошмар, превратившийся в реальность? Или что-то более зловещее? И откуда взялся этот нож? Я точно помню, что не