Ледяные чудовища? Воспоминания о дне, когда погибла Рильда, до сих пор вызывает у меня ощущение пробегающего по спине холодка. Но они замораживали, а не пытались воздействовать на сознание и внушить что-то.
Может, кто-то из окружения Кристарда? У человека его положения неизбежно должны быть враги.
Кселарон заканчивает кормление и довольно причмокивает. Я вытираю его ротик мягкой тканью, поглаживая пушок тёмных волос на макушке. Пока я тонула в вязкости собственных мыслей, Рам докладывал Кристарду обо всём произошедшем в постоялом дворе, о мерах, которые были приняты. Мужские дела, которые не показались мне достаточно важными.
Мне тоже нужно вернуться к собственным обязанностям. Помимо исчезающих ножей, в постоялом дворе ещё хватает проблем. После потопа очень многие изъявляли желание покинуть свои комнаты и вернуть оплату. Если честно я начинаю думать, что для всех нас это будет хороший выход из проблем.
Нам стоит заняться восстановлением пострадавших помещений. Как бы сильно нам ни были нужны их деньги сейчас, если здесь будет меньше людей, о комфорте которых нужно беспокоиться, будет легче.
Рам заканчивает свой доклад и собирается уходить. Он кивает мне. Лицо непроницаемо, но во взгляде читается обещание разговора. Мы оба знаем, что произошедшее утром нельзя просто так забыть.
Я киваю, пытаясь сохранить такую же невозмутимость, но сердце предательски колотится. Рам задерживает на мне взгляд ещё на секунду дольше, чем требуют приличия, и выходит, бесшумно закрывая за собой дверь.
Кристард полусидит. Его торс обёрнут бинтами, которые уже пора сменить, и, судя по тому, что сюда не рвётся никто из служанок или докторов, делать это предстоит мне. В утреннем свете он выглядит бледнее обычного, но в глазах появился прежний блеск.
— Похоже, я скоро смогу встать, — отмечает он, наблюдая, как я укладываю Кселарона в колыбель рядом с кроватью.
— Не торопись. Рана была серьёзной. Как ты вообще додумался нанеси себе такие увечья?
— Выбора не было. Что? Заботишься обо мне, — улыбается он. Эта улыбка преображает его лицо, делая мягче и... привлекательнее. — Спасибо.
— Не за что.
— Нет, есть. Ты была рядом, и это помогло восстановить мои силы. Я знаю, что не всегда был... приятным. И что вместо того, чтобы придушить меня подушкой, ты осталась и помогла снизить риск порочного отката, говорит о твоём великодушии.
Ну да. Я тебя не задушить, а зарезать собиралась…
Его признание застаёт меня врасплох. Кристард редко благодарит и ещё реже признаёт свои недостатки. Я не знаю, что ответить, и просто поправляю складки на одеяле, пряча смущение.
— Мы женаты достаточно долго, — продолжает он, накрывая мою руку своей. Его прикосновение тёплое, уверенное. — Но иногда мне кажется, что я совсем тебя не знаю. Загадка, которую я не могу разгадать.
Я замираю, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Он что-то подозревает? Или это просто благодарность и желание избавиться от ощущения дыхания смерти на затылке?
Чувствую, как щёки заливает румянец. Этот Кристард – ласковый, внимательный – совсем не похож на холодного, требовательного мужа, которого я знала раньше. Словно в нём проснулась другая сторона, о существовании которой я и не подозревала.
— Ты покраснела, — замечает он, и в его голосе слышится удовольствие. — Не помню, когда в последний раз видел тебя смущённой.
— Просто не привыкла к комплиментам, — признаюсь я.
— И это тоже моя вина, — говорит он серьёзно. — Был слишком занят делами, политикой, войной. Забыл, что у меня есть красивая жена, которой нужно внимание.
Его пальцы скользят по моей щеке, и я ловлю себя на мысли, что мне приятно. Что я хочу, чтобы оно продолжалось. Испуганная этим открытием, я отстраняюсь, делая вид, что проверяю Кселарона.
Что-то подозревает? Рам ему всё же рассказал? С чего бы такие перемены?
— Знаешь, — говорит Кристард, поймав прядь моих волос, — мне кажется, мы могли бы начать заново. Ты и я.
Его взгляд опускается на мои губы. Нет, Рам точно что-то ему рассказал! Сердце колотится как сумасшедшее. Его дыхание щекочет мою кожу...
Дверь распахивается с оглушительным грохотом, ударяясь о стену. Я отпрыгиваю от него, как пойманный за шалостью подросток. Кристард, напротив, поднимает подбородок, теряя мягкое очарование и становясь привычной холодной и отстранённой версией себя.
В дверном проёме появляется Майгара. Её волосы растрёпаны, а глаза горят яростью. За её спиной маячит встревоженный слуга, попытавшийся её остановить.
— Вот ты где! — шипит она, указывая на меня дрожащим пальцем. — Эта стерва пыталась убить меня, Кристард! Она истеричка, которой нельзя доверять ребёнка!
Только её нам сейчас не хватало…
Глава 42
Кселарон, разбуженный шумом, начинает плакать. Я автоматически тянусь к нему, но Майгара делает шаг вперёд, загораживая мне путь.
— Не смей прикасаться к нему! Ты не мать ему!
Её слова ударяют больнее, чем она может представить. Потому что в них есть правда.
— Мама, — голос Кристарда становится ледяным, таким, каким я его помню. — Что за представление?
— Представление?! — она срывается на визг. — Она пыталась убить меня! Вчера вечером, прямо в коридоре, на глазах у людей!
Я стою, оглушённая этим обвинением, не в силах даже возразить. Майгара упирает руки в бока, её грудь вздымается от гнева.
— Я требую, чтобы её немедленно отогнали от ребёнка! И от тебя, Кристард! Она опасна! Кто знает, что ещё она замышляет?
В комнате повисает тяжёлая тишина, нарушаемая только плачем Кселарона. Я стою словно парализованная, не в силах двинуться или произнести хоть слово в свою защиту. Майгара выглядит как злобная гарпия — волосы разметались по плечам, глаза сверкают, а лицо искажено гневом настолько, что даже её зрелая красота не может скрыть уродливость ненависти, живущей внутри неё.
Кселарон продолжает плакать, его крики раздирают моё сердце. Не обращая внимания на протесты Майгары, я умудряюсь обойти её