– Будет исполнено, Сталексий, – бодро отрапортовал тот и, сорвавшись с места, побежал к Юкиану.
– Ну, с богом. Спускаемся. Действуем сообща, как услышишь крик птицы дуду, действуй, – еще раз обратился я к парню с булыжником.
– Понял, – ответил он и начал свой спуск позади колонны.
Мы же, забежав чуть вперед, нашли где спуститься, чтобы оказаться у заветного камня, пока на дороге еще не показалась вереница рабов и надсмотрщиков. Я спрятался за камень, а Алтона, выйдя на дорогу, уселась возле него. Удивительно, но мне показалось, что она нисколечко не волнуется, а вот у меня сердчишко застучало быстрее. Звон цепей от кандалов, ржание и едкий мускусный запах пота лошадок заранее предупредили о приближении колонны. Ну что, клич пионера: «Всегда будь готов». Вот я и изготовился.
Алтона, твой выход. Всадник, что двигался в авангарде, вплотную подъехал к Алтоне.
– Что случилось, красавица? – поинтересовался он.
– Да вот, ногу подвернула, идти больше не могу. Может, подвезешь, красавчик? – в тон ему игриво ответила она.
– А чем отблагодаришь?
– А как ты думаешь, чем женщина может отблагодарить такого пригожего парня?
Предложение наездника явно заинтересовало. Он уже собирался слезть с лошади, как вдруг заметил клеймо на шее у Алтоны.
– Так ты что, рабыня? – гневно вскричал он. – Чья ты и почему одна, без хозяина? Может, ты беглая?
Вопросов было уж что-то очень много. Пора мне действовать, еще и потому, что парень потянулся за плетью. Жалко, конечно, что чувачок не слез с лошадки. Ну да ладно.
Я, как заправский имитатор, издал крик, подражая птице дуду, резко вскочил на камень, за которым ховался, и, подпрыгнув, бросился на всадника, опрокидывая того на землю. Такой приемчик я тоже в кино подсмотрел, правда, у каскадеров все это получалось легко, играючи и очень эффектно. Никто не говорил, что падать с лошади с такой высоты крайне болезненно, а если бы я при приземлении не постелил коврик в виде наездника, то вообще навернулся бы – мама не горюй – отбил бы себе все внутренности нахрен. Не, в каскадеры я точно не ходок. Пока летели в обнимочку с парнем, я умудрился ему еще несколько раз по тыкве настучать. Тот и обмяк.
Алтона – молодчик, в то время как я разбирался со всадником, схватила готовившуюся сорваться лошадь под уздцы, не дав ей ускакать. Мой оппонент лежал в отключке, но живой, а вот второму не повезло – наш соратник, не мудрствуя лукаво, из своего укрытия просто метнул булыжник на дальность расстояния и сделал это очень метко, попав работорговцу прямо в голову, размозжив ее так, что мозги в разные стороны. Но вздыбившуюся испуганную лошадь, как и Алтона, тоже успел придержать.
Рабы, остановившись, смотрели на все происходящее с недоумением.
– Вы что наделали? – спросил один из них. – Теперь нас всех убьют.
– Вас и так убьют, – жестко осадила его Алтона. – Или сами сгниете через месяц – другой в каменоломне, а может, на галере. Жить вам все равно не дадут.
– Кто вы? – поинтересовался тот же голос.
– Те, кто дадут вам свободу и шанс начать новую жизнь, – ответил я.
Раздался легкий топот, и на дорогу вывалило мое войско во главе с Юкианом. Оглядев все вокруг, Юкиан резюмировал:
– Помощь, я так понимаю, не нужна.
– Да. Пока справились.
– Что дальше, Сталексий?
– Дальше раскуем ребятишек, снимем с них ярмо и кандалы.
Сделали все быстро.
– Братья, – обратился я ко вновь освобожденным, – мы армия нового государства ремесленников и крестьян. В нашем государстве никогда не будет рабов, а будет новое, честное и правильное мироустройство, основанное на десяти самых главных принципах, возведенных в ранг законов…
В своей короткой речи я изложил все те тезисы, что говорил до этого на галере. Закончил я тем, что еще раз напомнил им о том, что теперь они свободны, и кто хочет, может катиться на все четыре стороны. Ну а кто желает лучшей доли для себя и своих близких, пусть вступает в ряды нашей армии.
Ушел один, тот, который возмущался тем, что их освободили. Остальные четырнадцать готовы были драться.
– Значит, сейчас делаем так, – обратился я к Юкиану. – Мы с тобой переодеваемся в одежду охранников. На пятнадцать наших парней наденешь ярмо, на других пятнадцать – кандалы, но только так, чтобы при надобности они могли быстренько все это скинуть. Основная часть отряда дожидается здесь, – я подозвал к себе «булыжникометателя». – Руководить ими будет вот он. Сидите в засаде, ждете нашего сигнала. Как только я встану на телегу и замашу двумя руками, тогда со всей скоростью, на которую способны, выдвигаетесь нам на помощь Если по дороге кто-то поедет, то из рынка всех выпускать, но никого на рынок не впускать. Да, и еще, пошли толкового малого к Торсию, пусть поднимает паруса и выдвигается к бухте. Он должен корпусом нашей галеры перекрыть проход в лагуну, чтобы не дать никому драпануть в открытое море. Уразумел?
– Конечно, Сталексий. Не изволь беспокоиться, – улыбнулся он. – Сделаем все в лучшем виде.
– Я с Алтоной сажусь на повозку, – продолжил я. – Туда же спрячем оружие, а ты, Юкиан, будешь замыкающим.
– Я понял твой план. Мы прикидываемся, типа работорговцы привезли живой товар на рынок. Но как быть с клеймом на наших шеях? Его как только увидят, нас сразу же разоблачат.
– Значит, придется вводить новую моду, – я подошел к повозке, покопавшись, нашел там цветные тряпки, разорвав их на три полосы, протянул одну Алтоне, другую Юкиану. – Завяжем на шее, типа шарфы.
– Что-о-о? – недоуменно спросил Юкиан.
Ах да, альтернативы слову шарф, как и предмета как такового, на юпинянском не было, поэтому я произнес его на русском. Ну, ничего, пускай привыкают к новому слову.
– Это шарф, – еще раз повторил я, показывая на кусок материи. – Он носится на шее, – и тут же, показывая всем пример, повязал его «выпендрежным» узлом у себя на шее.
– Шарф, – как эхо, вторил за мной Юкиан, «катая» незнакомое слово туда-сюда.
– А мне нравится шарф, – сказала Алтона, уже щеголяя в новом аксессуаре.
Одежда работорговца подошла как нельзя лучше, как будто на меня сшита, а вот грузному Юкиану, снявшему одежонку с трупа, была слегка маловата – того и гляди треснет.
– Уж больно узко, – посетовал он, после того как взобрался на лошадь.
– А что ты хотел? Зато по моде-с, – ответил я.
– Так ведь дышать трудновато, – взроптал он.
– Ничего, потерпишь. Красота требует жертв, –