Ладно. Будь что будет. Поживем – увидим. Момент истины ждать не долго.
Подъезжая к контрольно-пропускному пункту и увидев гвардейцев, придирчиво осматривающих каждый въезжающий в город кар, мое нервное напряжение достигло максимума. Сердце как будто сошло с ума, забарабанило в грудной клетке так, словно пыталось выскочить наружу. На лбу выступила испарина, давление зашкаливало, кровь по венам бешено ускорила свой бег, мощными толчками отдаваясь в висках, адреналин, вырабатываясь в лошадиных дозах, неистово вбрасывался в организм, ладони стали влажными. Если возникнет какой-то шухер, то просто так, за понюх табаку, я им, конечно, не дамся, – решил я для себя, сунув руку в карман. Совсем не к месту вспомнился старый анекдот, когда Штирлиц, почувствовав за собой слежку, так же как и я, сунул руку в карман и подумал: «Да это конец, но где же парабеллум?» Дело в том, что я тоже сунул руку не в тот карман. Нервы.
Подошла наша очередь. Гвардейцы дотошно и, как мне показалось, достаточно долго и слишком придирчиво проверяли машину и наши с водителем документы. Я превратился в сжатую пружину, моя рука крепко сжала спрятанный в кармане пистолет, а указательный палец покоился на спусковом крючке, постоянно поглаживая его. Я готов был начать действовать в каждую секунду, прокручивая в мозгу все свои дальнейшие действия – в кого выстрелю первым и как буду прорываться в город. Проверив документы, гвардейцы отдали честь и разрешили въезд. Я облегченно выдохнул и откинулся в кресло. Пронесло. Меня отпустило. Наступило время полной расслабухи и осмысления.
Я вдруг отчетливо вспомнил, как мне было, наверное, лет десять и был я на каникулах у бабушки в деревне. Ее кошка принесла приплод из четырех котят. И бабушка попросила меня об одолжении – утопить котят, потому что они просто не нужны. Деревенские такие вещи оценивают прагматично: котят нужно кормить, а это ненужные расходы и лишние рты, и потом, когда они вырастут, тоже принесут приплод таких же, как они, и так до бесконечности, пока популяция котофеичей не разрастется до невероятных размеров. Поэтому их поголовье следует регулировать. Бабушка не была жестоким человеком. В деревне на это смотрят проще. Когда нужно, и курице могла голову отрубить или барашку горло перерезать, а как иначе, если нужно накормить близких и себя.
Я смотрел на маленькие теплые, пушистые комочки, которые держал на руках, а они, то и дело зовя кошку-маму, разевали беззубые розовенькие ротики, доверчиво прижимались ко мне, прося дать им ласки и молока, и вообще стать их надеждой и опорой в будущем, оградить от дальнейших жизненных коллизий, потому что им пока было очень страшно одним в этом огромном мире. Они были абсолютно беззащитны перед ним. И я не смог сделать то, о чем меня попросила бабушка. Просто не смог, и все. Рука не поднялась. Бабушка на мой отказ утопить котят ничего не сказала. Посмотрела понимающе своими белесыми газами, так могут смотреть только пожилые, умудренные жизненным опытом люди, у которых за плечами целая, очень нелегкая жизнь. Завернула котят в какую-то тряпку и унесла, все сделав сама.
Просто удивительно, я не мог убить котят, а совсем недавно грохнул четырех висбуков и не испытывал ни малейших угрызений совести, и ничего во мне не екнуло. Мало того, готов был стрелять еще и еще. Понятно, что это были висбуки, не являющие собой эталон добродетели, хладнокровные убийцы, настроенные по отношению ко мне крайне недружелюбно, что выражалось в недвусмысленных обещаниях с их стороны спустить с меня живого шкуру или еще чего похуже, и действовал я, защищая себя, не задумываясь, на уровне рефлексов, которые в меня вложили, пока я спал в звездолете, но, помимо этого, в моем мозгу тоже произошли кое-какие изменения – там был снят какой-то стопор, барьер, и я не знаю, хорошо ли это и правильно ли. Понятно, что все, что я сделал, – это не только для спасения своей собственной жизни, но больше все-таки во имя высшей цели. Убивая плохих парней, я в будущем спасаю миллиарды живых существ, ну, во всяком случае, мне хотелось в это верить. И все-таки вопросы остаются.
Как-то судьба занесла меня в страну Болгарию, на курорт Златни-Пясыци. Там, во время хорошего застолья, я познакомился с местным парнем, моим ровесником, Штефаном Ненчевски. Он очень прилично разговаривал на русском, что для молодого поколения болгар большая редкость. Это люди постарше учили русский, который преподавался в школе как обязательная дисциплина. Ну и как-то так случилось, что мы сдружились с ним. После очередного бокальчика сухенького красненького он меня спросил, что я видел в Болгарии. Я обвел рукой пляж и море.
– Все? – спросил он.
– Все, – ответил я.
– Собирайся, – безапелляционно заявил он. – Беру над тобой шефство. Пусть я тебе не покажу всей Болгарии, но край, в котором я родился и живу, ты увидишь.
У него была машинка – потрепанная «лянча». Каждое утро он заезжал за мной, и мы отправлялись в такие места, о существовании которых, возможно, даже не каждый местный знает. На третий день моих экскурсий мы посетили старинный городок Селистра, расположенный в семидесяти километрах от Варны, на берегу Дуная, на границе с Румынией, с населением сорок тысяч человек, основанный еще одиннадцатым римским легионом Клавдия. Сам город мало чем примечателен, а вот на окраине есть старинная крепость «Меджиди-Табия» – мощное сооружение. Ходят слухи, что это единственный бастион, который не покорился одному из самых великих русских полководцев – Александру Васильевичу Суворову в ходе русско-турецкой войны.
Смотрителем в этой крепости был весьма интересный тип – Влад Бойчев, таких у нас называют бизнесмен с непростой судьбой. В свое время он был военным летчиком, штурманом. Летал на бомбардировщиках, но пришли голодные и шальные девяностые, когда люди становились ненужным мусором и выбрасывались на улицу пачками, даже если ты крупный специалист в своем деле, как хочешь, так и устраивайся в жизни. Можешь даже сдохнуть с голоду, никого не волнует. Так было у нас, так было и в Болгарии.
Семья хотела кушать, он переквалифицировался в таксисты. Вкалывал без выходных с утра до вечера, пытаясь свести концы с концами, но обычно беда не приходит одна – тяжело заболела дочь. Нужны были деньги на лекарства. В такси он зарабатывал примерно сорок долларов за месяц, так были в то время обесценены левы – государственная валюта, а лекарства