Дрожащими руками расстегнула его ремень и вытащила из пояса. Кривясь от отвращения, расстегнула пуговицы на его ширинке и чуть приспустила штаны. Остался самый сложный момент. Нависнув над мужчиной с камнем в руках, я никак не могла решиться ударить его. Как же сложно бить беззащитного человека! Вдох-выдох. Но с каждым замахом я останавливалась на полпути. Давай же, Оля! Давай! Если ты этого не сделаешь, то как потом объяснишь, почему он валяется на тебе без сознания. Все должно выглядеть как самооборона.
В груди защемило, уже знакомая боль начала подкатывать и разрывать мои внутренности. Нет! Только не сейчас! Зажмурилась и, сделав резкий замах, опустила камень на голову Маола. Глухой удар заставил меня содрогнуться. Открыла глаза и увидела, как струйка крови медленно стекает по лицу мужчины. Громко застонала и, уронив камень, зажала рот рукой. Со страхом проверила его пульс и в очередной раз порадовалась, что он жив.
Нестерпимое жжение накатывало с новой силой, и я согнулась пополам, пытаясь сдержать приступ. Потерпи еще немного! Резко рванула на себе платье, разрывая подол. Схватила Маола за руку и, утягивая его за собой, упала на землю рядом. Мужчина чуть завалился на меня, придавив половину моего тела. Резким движением чуть задрала юбку и придвинула камень ближе. Из последних сил трясущимися руками дотянулась до валяющегося рядом ремня Маола и, подняв свои руки вверх, как сумела, затянула его на запястьях. Со стоном боли откинулась на землю и уставилась в безоблачное небо.
Слезы медленными ручейками потекли из глаз. До чего я докатилась… Гадко, мерзко… Зачем я вообще получила второй шанс? Чтобы вот таким отвратительным образом его отвоевывать? Вспыхнувшая в груди боль разорвала туловище на тысячи искрящихся осколков, испепеляя угрызения совести.
Боль острым ледяным ножом вырезала дорогу моей мертвой душе, которая стремилась покинуть этот мир. Она двигалась рывками, заставляя мое тело содрогаться от расширяющейся раны. Не в силах сделать полный вдох, я часто дышала, по щекам катились крупные слезы.
Рывок, ледяной ожог и боль. Снова и снова, пока мое сознание уже не потеряло силы сопротивляться. Темнота подкатывала, закрывая сияющее небо, и вскоре я могла различить лишь крошечную светлую точку вдалеке. Исчезла и она. Только бы очнуться.
Приходила в себя медленно и болезненно. Сначала вернулась тяжесть в груди, затем онемение в половине тела, а потом накатил лютый холод. Как я замерзла! Приоткрыла глаза и попыталась оценить обстановку. Ничего не поменялось. Мы с Маолом все так же лежали на земле и, судя по тому, как замерзла моя спина, уже довольно долго.
Почему нас не ищут? Неужели служанка не вспомнила, что я ей вчера говорила? Если это так, то валяться мне придется долго. Досадливо поморщилась. Я же себе все почки застужу. Но двинуться я боялась. С больными почками я проживу, а вот если не заполучу ту треклятую руку, то мне конец. Я смирно лежала и с нетерпением ждала свидетелей, которые смогут лицезреть преступление Маола.
Ждать пришлось долго. За это время с почками я попрощалась и уже приготовилась принять, как родного, будущий хронический цистит, когда вдалеке раздались голоса. Они выкрикивали мое имя. Наконец-то! Облегченно выдохнула и закрыла глаза. Давайте уже быстрее!
– Они здесь! Сюда! – послышался совсем рядом незнакомый голос.
Хорошо. Чем больше свидетелей, тем лучше. Сквозь прикрытые веки я видела, как появилось несколько мужских фигур. Они стояли и в изумлении смотрели на нас. Могу понять их эмоции. Застать такую картину маслом, думаю, было весьма неожиданно. Заметила быстрое движение, и знакомый голос произнес мое имя. Грэг. Я крепче закрыла глаза. Не хочу видеть его реакцию.
По звукам я поняла, что Грэг подбегает ко мне, отшвыривает Маола и быстро осматривает мое тело. Его выдох облегчения вызвал новую волну сожаления, и я не посмела открыть глаза. Я слышала голоса вокруг, возню и приказы Грэга. Он отправил кого-то за врачом, велел привести в чувство Маола и запереть его. Затем муж аккуратно поднял меня на руки и, крепко держа, быстрым шагом понес с места преступления Маола. Нет. Это мое место преступления. Но об этом никто не должен знать. Какая же я су…
Не имея моральных сил смотреть на Грэга, я до последнего момента делала вид, что без сознания. Лишь только когда прибывший доктор велел Грэгу покинуть мою комнату, я открыла глаза. Высокий седой мужчина ободряюще мне улыбнулся и начал осмотр. Кроме боли в груди, о которой я не могла рассказать, пострадала лишь похороненная вместо меня совесть.
Доктор напоследок тепло улыбнулся и велел отдыхать. Отдохнешь тут! Скоро начнется самое сложное, и мне будет не до расслабления. Надеюсь, огромное количество свидетелей не позволит Маолу избежать его незаслуженного наказания.
Раздался звук открывающейся двери, и я сразу узнала тяжелые шаги Грэга. Хотела было снова трусливо закрыть глаза, но остановилась. Мне все равно придется встретиться с ним взглядом. Я сжала под одеялом кулаки и впилась ногтями в ладони: обязательно ему все расскажу, но не сейчас. Мне нужно использовать его злость, чтобы добиться суда над Маолом.
Грэг подошел ближе и сел рядом на кровать. Таким я его еще не видела. Встревоженный, злой, во взгляде, направленном на меня, скрывается страх. Он действительно переживает. Захотелось коснуться его, погладить и успокоить. Но вместо этого я лишь натянуто улыбнулась и тихо сказала:
– Я в порядке.
Грэг смотрел на меня в упор, словно ища ответы. Его челюсти пару раз с силой сжались, и я услышала шумный вдох. Затем он опустил глаза и тихо спросил:
– Он ведь не…
Закончить он не смог. Лишь вскинул на меня пристальный взгляд, и я почувствовала, как напряглось его тело. Поторопилась успокоить:
– Нет, он мне ничего не сделал.
Выдох облегчения прозвучал слишком громко в тишине комнаты. Опустила глаза. Мужчина часто дышал, подавляя ярость. Он предпринял пару попыток что-то сказать, но, видимо, никак не решался. Хочет меня отругать?
Грэг не сдержался. Не скрывая злости, он тихо произнес.
– Я же тебя просил держаться от него подальше.
Взгляд ледяных глаз пронзал меня не хуже шпаги. Стало так неуютно, что захотелось накрыться с головой одеялом. Но я не двигалась, выдерживая его злость. Он имеет на нее право. Но и оправдываться не стану. Все, что бы