— Вот, мой адмирал, собрал все, что нашел. Станет светло, можно будет поискать снова. А так ровно дюжину гильз всего и отыскал.
Рядом появился Лопес-младший, протянул гильзы, которые Алехандро высыпал себе в карман. Молодец парень, пять штук только не нашел, он же всю обойму в негров высадил, забыв об интернационализме и видя в них врагов. Вот еще одна жуткая гримаса войны — с одной стороны чернокожих от рабства освобождают, а с другой они идут против освободителей воевать, так как им всевозможные «вкусняшки» их хозяева обещают. И ничего тут не поделаешь — именно с такого ракурса рабы видят свою жизнь.
— Пошли на мостик, теперь нам там место, а ты как флаг-офицер при командующем быть обязан. Так что держись следом, твоя учеба только начинается, без нее хорошим офицером не станешь.
Поднявшись на ходовой мостик, Мартинес первым делом стал осматривать реку в сереющей мгле — туман стелился над самой водой, потому отсюда можно было хоть что-то разглядеть поверх дымки. И моментально оценил итоги ночного нападения как самые невероятные — о таком результате он и не помышлял вчера вечером, думал довольствоваться малым, а тут неожиданно получил намного больше, чем рассчитывал в мечтах.
Из пяти кораблей 2-й дивизии «Амазонас» притоплен и захвачен, и еще одна канонерка вроде бы взята на абордаж — содрали бразильский флаг с мачты и вывесили парагвайский — трехцветное полотнище. Еще одна канонерка лежит на борту, та самая, а корвет сильно накренился — все его мачты под углом к воде, и что удивительно, пока не рухнули. А вот разглядеть, что творится в городе, было трудновато даже в подзорную трубу, но вроде один из четырех кораблей 2-й дивизии потоплен или сильно поврежден. И то хлеб — у Роблеса всего десяток миноносцев, атака не столь массированная произошла, к тому же без достижения внезапности.
Поглядел и в сторону все продолжающей стрелять непонятно по кому бразильской канонерки, и хмыкнул, увидев черный дым. Видимо, там котлы держали под паром, и как рассветет, дадут ход.
— Дело сделали, сейчас можно и закурить, — Мартинес зашел в рубку, где уже был один из парагвайцев с дробовиком, вытянувшийся перед ним. Совсем еще молодой, лет двадцать, хотя служат и моложе — времена такие. А вот глаза дурные, восторгом наполнены, смотрят на него с обожанием, как на любимого киноактера. Но оно вполне понятно — удачливых командиров ценят сверх всякой меры, а потому придется привыкать к такому «отношению». И к почету и тем «плюшкам», что перепадут на его долю.
— Мой адмирал, сейчас старика из воды выловили, в расшитом мундире — под бортом плавал, что рыба кверху брюхом. Без сознания, голова рассечена, воды наглотался. Откачали, перевязали, вроде дышит — матросы говорят, что это сам адмирал Баррозо. Я врача приказал среди пленных найти, со стариком и запер в одной клетушке, пусть посидят. Часового поставил, не удерут, потому не стали связывать.
Аневито Лопес появился как тот чертик из табакерки, видимо вошел в роль капитана «Амазонаса». А вот новость, как говориться, «до кучи» — захватить в плен командующего вражеской эскадры дорогого стоит. Теперь уже никто из парагвайцев не усомнится в конечной победе — тут для неприятеля как в поговорке вышло, где «первый блин комом выходит».
— Дымка рассеивается понемногу, мы можем стрелять по канонерской лодке «Игуатеми» — так мне про нее сказали. Корабль винтовой, четыре пушки, по паре 68-ми и 32-х фунтовых. Разрешите?
— Открывайте огонь, дон Аневито, пусть для них это станет «сюрпризом». И поднять наш флаг немедленно — а то непорядок капитан, корабль наш, а флага над ним нет.
От вставленного «фитиля», дон Аневито чуть ли не «задымился», и по щекам растекся такой румянец нестерпимого стыда, что Мартинесу его даже жалко стало. Но урок дал по необходимости — чтобы служба «медом не казалась», как частенько любил приговаривать дед…
Винтовой пароход «Пирабебе» — самый быстроходный в парагвайской флотилии, отчего получил прозвище «летучей рыбы»…
Глава 21
— Теперь, дон Франциско, нам предстоит сражаться с противником на равных по числу крупнокалиберных пушек, но превосходя его в полтора раза по вымпелам — шесть против четырех.
Мартинес пыхнул сигарой, искоса поглядывая на президента — Лопес не скрывал своей радости, чуть ли не притопывал на месте, как застоявшийся жеребец. И было отчего радоваться парагвайскому диктатору — неприятельской эскадре были причинены чудовищные потери. Ночью были подорваны и легли на борт два корабля, еще поврежден, и к счастью достаточно легко, после чего сразу три «пироги» пошли на абордаж, захватив канонерскую лодку «Мераим». Экипаж был уничтожен во время схватки — «дробовики» и мачете оказались страшным оружием в умелых руках хорошо подготовленной морской пехоты. А вот еще два корабля, самых больших в бразильской эскадре, были потоплены, вернее, осели днищем на грунт после подрыва — слишком крупные, с большой осадкой, чтобы лечь на борт или затонуть как другие. Над фрегатом «Амазонас» уже подняли парагвайский флаг, а шлюп «Ипиранга» затонул у набережной Коррьентеса, осев на дно по верхнюю палубу, все же без малого полторы тысячи тонн водоизмещения, лишь немного уступает флагманскому фрегату адмирала Баррозо.
— Парагвай навеки впишет твое имя в свою историю, — несколько высокопарно произнес президент, рассматривая через подзорную трубу стоящие у города бразильские корабли. Таковых у противника осталось всего три, и бежать они не собирались — на корветах подняли пар в котлах, густо дымили трубы. Дивизия командора Жозе Секундину де Гоменсору демонстрировала намерение сражаться до конца. Да и деваться морякам империи по большому счету некуда — если начать отход вниз по течению, то это означает оставить город на неизбежный захват парагвайцами, а там армейские склады и десяток пароходов. Кроме того, уже переправившееся через Парану главные силы объединенной армии интервентов, уже взявшие «приманку» в виде укреплений Итапиру, становятся обреченными в таком случае на скорую и неизбежную гибель. Без постоянного