Другое дело — зачем мне это? Но что-то внутри возражало — хочу! Хочу, чтобы он меня запомнил…
Это оказалось потрясающе. Стоило отпустить себя в его руки, и все поменялось. Застенчивость и страх стерло без следа — я сама прикусила его за шею, когда выдалась возможность. И совершенно не пощадила его, когда он протиснулся пальцами мне между ног. Харт утробно зарычал, позволяя мне сомкнуть зубы сильней, а я подалась его руке навстречу, совершенно забываясь…
Казалось, это вино ударило в голову, и она закружилась от свободы и власти, которую я чувствовала над этим мужчиной. Его голод больше не пугал — я игралась с ним, как будто мне было можно. Уворачивалась от губ, прихватывая его за подбородок, шею, льнула и отталкивала, выгибаясь, и тут же сжималась, замирая. Будто мне было мало — надо было довести Харта до исступления.
Но не успела я осознать, что веду себя, как животное, которого у меня нет, Харт развернул меня на живот и куснул за ягодицу. Резкий контраст боли и жаркого влажного давления между ног смешал чувство реальности с какой-то странной иллюзией. Но когда Харт вошел, иллюзия отпустила, и его бархатное рычание рассыпалось волной озноба по коже. Я вцепилась в простынь, сжимаясь внутри, а он замер и склонился к шее. Наверное, его выдержкой можно было бы восхититься… но недолго. Потому что россыпь успокаивающих поцелуев вскоре затанцевала жгучими угольками укусов между лопаток. Я только успела задержать дыхание, когда он сорвался… и утащил меня следом.
Мне не было больно. Не было страшно… Просто меня не стало вообще. Все, что я чувствовала — дикий голод и желание этот голод утолить. Харт безжалостно насаживал меня на себя все быстрее, а я билась задницей о его бедра, выгибаясь, как последняя шлюха. Никаких сомнений и вопросов к себе не осталось — меня великодушно избавили от них, позволив почувствовать себя истинной парой, которой я могла бы стать для Харта.
Только когда показалось, что ничто уже не может напугать, из собственной груди вдруг вырвалось настоящее звериной рычание, и зверь Харта ответил — на шее знакомо воспалилась короткой вспышкой боли его метка.
А потом все снова разлетелось звездами перед глазами, и я, кажется, потеряла связь с реальностью абсолютно…
Глава 20
Стало страшно. Я подумал, что сделал ей слишком больно, но когда подхватил на руки, Донна вдруг заурчала… И я сгреб ее в объятья и прижал к себе, уложив ее голову на плечо. Путь поурчит… Хотя бы одной своей частью. И мне тоже не помешает передышка, потому что нервы уже звенели и искрили от перенапряжения и периодического замыкания.
Как ее не убить своей страстью и желанием присвоить? Я не знал. Ясно было одно — лучше срываться с катушек понемногу, чем копить и набрасываться с голодухи до темных пятен перед глазами. Я же не соображал ничего… Трахал, как в последний раз, и метил со всей одурью.
Зверь услышал главное — надо вынудить остаться. Он не понимал, что Донна должна решить сама, а не смириться с его выбором… Наверное.
Я уже ни в чем не был уверен… Сдержу ли я данное ей слово?
А если она уйдет?..
Мать подошла ко мне, пока я медитировал на огонь и дышал дымом. Мы были близки, несмотря на то, что я долго с ней не разговаривал, когда она снова вышла замуж. Мне тогда было пятнадцать, и мир казался черно-белым. Быть верным отцу я считал единственно правильным. Предавать с другим — нет. Значительно позже мое понимание жизни заиграло красками, но тогда я уже успел наворотить дел. И великодушие Элтона не воспринималось как должное. Это я ему был должен за то, что он был с матерью долгие пять лет. А я — нет. И теперь, когда она приближалась ко мне, я ничего не мог поделать — замирал внутри от благодарности, что она вообще меня простила. Хотя ей и прощать не пришлось… Но мне было легче думать иначе.
— Рон, — улыбнулась она тревожно. — Ты не справляешься.
— Наверное, нет.
— Расскажешь?
— Я не знаю, что тебе сказать.
Смотреть ей в глаза по-прежнему было непросто. Теперь особенно, когда я сам оказался в неоднозначной ситуации.
— Донна часто смотрит на тебя, — улыбнулась она.
— Боится.
— Немного. Но думаю, ты делаешь все правильно.
— Я так не думаю.
— Ты строго себя судишь.
— Кому-то нужно.
— Знаешь, иногда не все зависит от тебя одного. И это важно принять. Тем более сейчас, когда ты не один. Уже.
Я поворошил угли кочергой, набирая воздуха в легкие.
— Я обещал отпустить ее через две недели, если она не захочет остаться.
Ожидал чего угодно, но только не восхищенной улыбки на ее лице.
— Я же говорю — ты все правильно делаешь.
— Она уйдет, — посмотрел ей в глаза. — Донна не чувствует того, что чувствовала бы истинная. И добровольно со мной тоже не будет.
— Ну вот и посмотришь, — спокойно посмотрела она на меня. — Я горжусь тобой. Ты достоин ее. А Донна стоит того, чтобы за нее побороться.
— Спасибо, — усмехнулся я, — сам же выбирал.
Мама притянула меня к себе и обняла:
— Ну а как еще? Ты всегда все выбирал сам. Не могло быть иначе.
Мы помолчали некоторое время, прежде чем я снова перевел на нее взгляд:
— Я сегодня понял, почему мне претил твой выбор. С Элтоном ты стала другой. Счастливой. Я не узнавал тебя. Мне казалось, он отнял у меня мать.
— А Донна уже на тебя хорошо влияет — ты начала разговаривать, — улыбнулась она. — Я и с твоим отцом была счастлива. Просто Элтон не рискует жизнью, Рон. Но теперь рискуешь ты.
Я вспомнил эти ее слова, прижимая к себе Донну. Наш разговор с матерью пошатнул что-то внутри. Что-то, на чем уже много всего наросло, и все это рухнет, если позволить сомнениям и дальше точить