– Где он? – спрашивает он, но я не отвечаю и через несколько секунд бессильно повисаю на веревках.
Мое уставшее тело прислоняется к парню, стоящему позади меня, но затем раздается еще один шипящий звук, и я снова содрогаюсь от боли. Я не могу пошевелиться из-за рук, они еще держат меня, но, когда Дэнни убирает горелку, мое тело невольно наклоняется вперед. Впервые за все время я благодарна ремням и веревкам, которые поддерживают мое тело.
На этот раз Дэнни делает небольшую паузу, но не повторяет свой вопрос. Я чувствую, как жар поднимается вверх по моей ноге, приближаясь к чувствительному месту между бедер. Вслед за горелкой он проводит руками по моей влажной коже. Либо он не замечает, что это не моча, а кровь, либо ему все равно. Он снова подносит огонь к моему телу, и на этот раз я действительно теряю сознание.
Когда я прихожу в себя, помещение заливает солнечный свет. Я ощущаю себя раскаленным льдом: меня бросает то в жар, то в холод. А запах моей обожженной плоти вызывает тошноту. По-прежнему болтаясь в воздухе, я извергаю из себя содержимое желудка, но все, что выходит наружу, – это желчь. Внезапно снова сводит живот, и новая волна крови разливается по внутренней стороне бедер. Я стону, ощущая, как слезы струятся по моим щекам и, кажется, я вновь теряю сознание. Потому что следующее, что я чувствую – это приводящий меня в чувства поток воды, заливающий нос и рот. Они продолжают лить воду на лицо, пока у меня не перехватывает дыхание, а затем останавливаются, и я кашляю, выплевывая воду к их ногам. Я слышу, как один из них ругается, а затем чувствую, как вода ударяет меня в грудь. Они поливают меня из шланга, как собаку. И вода, попадая на обожженную кожу, кажется жидким огнем. Мне хочется отстраниться, заплакать, закричать и умолять их прекратить, но я не могу. Я совершенно обессилена.
– Какого хрена у нее идет кровь? – бормочет один из них. – Вы так сильно ее избили?
Я ощущаю на себе их взгляды, но не могу открыть глаза, чтобы посмотреть на них. Я и так знаю, на что они смотрят и какие выводы делают. Если у них есть сердца – пусть они осознают последствия своих действий. Надеюсь, что они будут гореть в агонии, пока я не вырву их собственными руками.
Поток воды возвращается, на этот раз чтобы устроить мне импровизированный душ. Я хочу сказать им, что это бесполезно, потому что кровотечение не остановится. Но они все равно ворчат и пытаются смыть кровь. Внезапно раздаются резкие приказы, и я вновь ощущаю чьи-то руки на своих бедрах, но все, что могу видеть, – это темная фигура Дэнни и мерцающий свет горелки. Собрав последние силы, я пытаюсь вырвать ее из его рук. Веревки слегка ослабли, моя нога скользит по земле. Я ударяю ею по его голени и слышу болезненный стон, а затем по складу эхом разносится звук металлической горелки, ударяющейся о бетонный пол. Добравшись до нее, Дэнни подхватывает ее с земли, и почти тут же я ощущаю вспышку жара, а затем боль, на этот раз в другой ноге.
– Где он? – снова спрашивает он.
– Да пошел ты, – шепчу я, и на этот раз он удерживает пламя намного дольше. Настолько, что я уже не чувствую боли. Это звучит замечательно, но я знаю, что так не бывает. Травма без боли равносильна смерти.
Хотя, в конце концов, какая разница? Я все равно умру, не так ли?
Он убирает горелку от моей кожи, но лишь для того, чтобы поднести ее к другому месту, причиняя мне еще больше боли. Я пытаюсь укрыться в уголке своего сознания, где нет места ни боли, ни смерти. Где мой ребенок, которого я не планировала, не покинет меня прежде, чем я смогу полюбить его по-настоящему, как он того заслуживает. В этом месте, созданном мной благодаря мужу, который не знал значения слова «милосердие», я чувствую себя в безопасности.
Когда я прихожу в себя, они снова начинают поливать меня из шланга, чтобы смыть кровь. Мужчина, который стоял позади меня, исчез, а я больше не могу ни держать голову, ни стоять на ногах. Склонившись вперед, я смотрю на бетон под ногами, по которому текут кровавые струйки, исчезающие в ближайшем стоке. Даже слово «агония» не может передать моих чувств, когда ко мне приходит осознание, что они – оборвавшаяся маленькая жизнь, которую я уже считала своей.
Тут я разражаюсь глубокими, мучительными рыданиями. Они вырвали у меня половину сердца и, кажется, изменили до самых глубин ДНК. Я понимаю, что даже выбравшись из этой ситуации, уже никогда не буду прежней.
Вернувшись, они выключают воду, но я не могу перестать рыдать, даже когда снова загорается горелка. А затем мои слезы переходят в крики, которые эхом разносятся по складу. Внезапно пламя гаснет, и Дэнни снова ударяет меня кулаком в челюсть, в моих глазах вспыхивает калейдоскоп звезд.
– Если ты не собираешься отвечать на вопрос, держи свой рот на замке, – рычит он, запихивая мне в рот кусок ткани.
Кожа на внутренней стороне моих бедер уже настолько обожжена, что не может быть холстом для пыток. Поэтому он приподнимает мою ногу, и, когда горелка снова вспыхивает, пламя касается нежной кожи моей стопы. Я кричу, несмотря на кляп во рту.
– Где он, черт возьми? – спрашивает Дэнни. – Скажи мне, что знаешь, и все это закончится. Скажи мне, где он, и боль прекратится.
Он бросает горелку на пол и вынимает кляп, чтобы я могла говорить. Но вместо этого я набираю в рот слюны и плюю ему в лицо. Его взгляд, полный возмущения, вызывает у меня приступ смеха, граничащий с истерикой.
– Черт, она сошла с ума, – говорит Эндрю. – Совсем спятила.
Этот комментарий вызывает у меня еще больше смеха.
Внезапно дверь склада громко скрипит, и