Я будто взглянула на себя со стороны, но мне было глубоко безразлично, что я увидела. Я даже не сделала попыток подойти к Джо, чтобы утешить. Единственное, что я чувствовала в тот момент – боль и на контрасте с ней невообразимую пустоту внутри.
С того дня я почти не выходила из комнаты, еду приносят прямо сюда, как и доставляют компанию, которая мне не нужна. Не хочу никого видеть, но меня почти не оставляют одну, будто боятся, что я совершу какую-то глупость. Но я не хочу. Знаю, что не успею даже приблизиться к нему, как буду мертва. А я больше не намереваюсь расставаться с жизнью.
Я должна отомстить.
За последнюю неделю я почти не видела Картера. Ведь на вечер пятого дня сказала, что не готова общаться с ним, и он все понял, и ушел. Но от этого мне стало еще больнее. Я пыталась вернуться мыслями в тот момент в лесу, чтобы воспроизвести в памяти его слова и действия. Иногда мне даже удавалось. Так я испытывала хоть какие-то эмоции, но все они рано или поздно сменялись болью и пустотой. Картер приходил каждую ночь, чтобы недолго посидеть рядом со мной на кровати. Не знаю, понимал он, что я не сплю, или нет, но эти минуты мы проводили в молчании, а потом он тихо уходил, а я засыпала. Последние три дня я только и делала, что пыталась набраться смелости поговорить с ним, но у меня так ничего и не вышло. Я боялась того, что начну гореть изнутри с новой силой, как только увижу Картера. Ведь поступок Кеннета навсегда будет ассоциироваться у меня с ним.
– Эмили, ты слышишь? – вырывает меня из мыслей голос Максин.
Отрываюсь от разглядывания пространства перед собой и киваю.
– Нет, я не хочу на поверхность, – качая головой, отвечаю на вопрос, что прозвучал чуть раньше. Немного подумав, спрашиваю: – Можно мне навестить Джорджию?
Максин хмурится и несколько секунд раздумывает, потом медленно выдыхает. Оно и понятно, ведь за все время я даже ни разу не спросила, как там Джо, как и не проявляла желания навестить ее. Не знаю, как она справляется с утратой любимого человека, но я боюсь, что в присутствии Джорджии буду чувствовать себя еще хуже.
– Конечно, – говорит Максин и поднимается с кровати. – Я тебя провожу, она сейчас должна быть в своей комнате.
Тоже встаю и иду на выход следом за ней. Пока преодолеваем коридор за коридором, краем сознания отмечаю, что в эти дни в свои редкие вылазки я встречала очень мало людей. Что в общем-то не имеет никакого значения. Главное, что я ни разу не наткнулась на человека, которого назвать так могу только условно. Чудовище – вот он кто. Я понятия не имею, что сделала бы при встрече. Замерла? Закричала? Бросилась на него и попыталась задушить голыми руками? Ни один из исходов мне не нравится, потому что я слишком слабая, чтобы тягаться с чудовищем по имени Кеннет Стрендж.
Доходим до общего блока, и я чувствую, как остатки израненного сердца начинают трепыхаться, желая, чтобы я проваливала подальше отсюда. Но я упорно шагаю вперед, заставляя себя не прижимать к груди руки, лишь бы унять боль. Уверена, это не поможет. Останавливаюсь возле решетки, через которую вижу камеру, где совсем недавно воссоединилась с папой. С его уходом здесь ничего не изменилось, отчего мне становится только хуже. Боль такая сильная, что я едва не сгибаюсь пополам, неимоверным усилием воли заставляю себя остаться неподвижной.
Максин оглядывается и с тревогой смотрит на меня, но я стараюсь сохранить нейтральное выражение лица. Тогда она отворачивается и открывает камеру. Наблюдаю за тем, как Джорджия садится на кровати и отодвигает в сторону одеяло.
– Приду за тобой через час, – негромко произносит Максин.
Равнодушно киваю и прохожу в камеру. Дверь за мной закрывается, а Максин, помедлив несколько секунд, все же уходит. Некоторое время стою возле решетки и оглядываю помещение, отмечая, что вещи папы никуда не делись. Пальцы подрагивают, и я чувствую, как в горле собирается ком. Хочется развернуться, что есть сил вцепиться в решетку и кричать до тех пор, пока Максин не вернется и не выпустит меня отсюда, а потом бежать и бежать, пока боль не исчезнет. Но я неимоверным усилием воли беру себя в руки. Делаю глубокий вдох, прохожу вглубь камеры и останавливаюсь напротив Джорджии. Она выглядит ужасно. Будто только и делает, что плачет.
– Привет, – хрипло говорит Джо, заглядывая мне в глаза.
– Почему ты не в лаборатории? – спрашиваю я, и меня пугает то, насколько отстраненно звучит голос.
Джорджия растерянно моргает, потом поднимает руки и собирает длинные светлые волосы в растрепанный пучок.
– Вернулась недавно, – сообщает она. – Картер договорился с Кеннетом. Тот дал мне небольшую отсрочку, но я все равно работаю по несколько часов в день, чтобы хоть как-то отгородиться от мыслей.
При упоминании старшего Стренджа в груди вспыхивает ярость, и я с удивлением понимаю, что это первое настолько сильное проявление чувств за последние несколько дней. А еще в тот момент, когда я смотрю на совершенно разбитую Джо, до меня вдруг с особой ясностью доходит, что я провалила свою миссию только наполовину. Да, папа умер, и этого уже не изменить. Но мы-то с Джорджией живы. И сейчас только от меня зависит, как долго это продлится.
Джо может как справиться с поставленной перед ней задачей, так и нет. Вероятность успеха всего пятьдесят процентов, и для меня этого невероятно мало. Одна ошибка, и у Джорджии не будет ни единого шанса, чтобы ее исправить. Я уверена в этом потому, что папин пример до сих пор слишком ярко стоит перед глазами. К тому же немаловажным фактом для меня является понимание того, что я просто не могу жить рядом с чудовищем, чья тень постоянно нависает надо мной. Моя месть… возможно, она бы стоила моей жизни. Но Джо не заслуживает умереть из-за моих амбиций.
Отхожу к решетке и выглядываю в коридор, чтобы убедиться, что мы одни. После этого возвращаюсь к кровати и сажусь рядом с Джорджией, которая смотрит на меня пустым взглядом.
– Джо, – говорю я как можно тверже, – мы должны бежать.
Она растерянно моргает и качает головой, отчего волосы трясутся и грозят вывалиться из пучка.
– Нет, Эмили.