Заметим, что для крестьян духовничество имело свою специфику, отличную от понимания его горожанами. У крестьян все строилось на соответствии образа первообразу — Евангельскому Христу или кому‐то из близких святых. Подвижник для простого народа — это своего рода иконный образ, который важен самим фактом своего существования, но, конечно, и возможностью обратиться к нему с вопросом и «с молитвой». В этом духовничестве не предполагается «жизнь по послушанию», но выстраивается жизнь по общению с первообразом и в какой‐то мере предполагается соответствие ему. На это указывали многие из авторов, кто занимался в конце XIX в. темой пастырства (а таких материалов в периодической церковной прессе очень много) [1390]. При этом сам священник‐духовник нередко был связан с кем‐то из монастырских старцев, и сам являлся духовным сыном. Такая иерархия характерна для некоторых биографий священников‐подвижников [1391]. Перечислим некоторые из самых известных духовных общин: в с. Стяжкине Нарочатовского у. Пензенской епархии [1392]; на Орловщине при Преображенском храме Спас‐Чекряк (община под руководством протоиерея Георгия Косова) [1393]; в Самарской губернии в с. Чагры община протоиерея Александра Юнгерова, ныне прославленного Церковью в лике святых [1394].
Следует отметить еще одну сторону крестьянской духовной активности, которая выходила за рамки официальных норм. Крестьянство, судя по невероятной паломнической активности как внутрироссийской, так и зарубежной (посещение таких святых мест, как Гора Афон и Святая земля), находило в монастырях не только святыни, но и подвижников веры и удовлетворяло тем свои потребности в духовнических советах. И наконец, важно подчеркнуть, что в самой крестьянской среде в XIX в., судя по всему, начала складываться своя подвижническая и довольно многочисленная среда из числа безбрачных лиц, аскетично живущих в селе или рядом с ним, но не имеющих пострига. В основном их можно отнести к категории праведников и в меньшей степени — блаженных.
Городская церковно‐приходская среда в отличие от сельской, не являлась столь социально сплоченной, она и контролировалась более жестко со стороны как синодальных, епархиальных, так и административных государственных органов. Вот почему городской церковный приход был подвержен гораздо большей формализации. Но в городе проживало немало лиц, тесно связанных с селом. В дворянской городской среде приходской священник, судя по документам (мемуарам, завещаниям), долго (практически весь XVIII в.) сохранял в глазах прихожан статус «духовного отца», существовавший здесь еще со времени господства покаяльной семьи. Например, в дневнике («памятной книжке») офицера Санкт‐Петербургского Семеновского полка А. А. Благово, с начала XVIII в. и до 1750‐х годов, в отношении приходского священника неизменно звучит понятие «духовный отец» [1395]. В другом случае помещик Ипатий Муханов, составляя духовное завещание в 1729 г., указывает: «душу свою поминать отцу своему духовному церкви Николая Чудотворца, что в Столпах, священноиерею Семену Васильевичу…» [1396]. Конечно, эти свидетельства можно отнести к тому, что выше мы обозначили как «старинное благочестие».
Город с самого начала петровских реформ виделся особой образцовой территорией, которую легче преобразовывать и контролировать, и откуда добрые нравы могут распространяться далее. Была даже мысль у правительства часть воспитательных функций от духовенства передать особым чиновникам полиции. Эту идею пытался провести в жизнь еще Петр I, а за ним — последующие императоры XVIII в. Эта мысль так звучит в регламенте главного магистрата: «оная (полиция) споспешествует в правах и в правосудии, рождает добрые порядки и нравоучения, все безопасность подает от разбойников, воров, насильников и обманщиков… принуждает каждого к трудам и к честному промыслу, чинит добрых досмотрителей, тщательных и добрых служителей города, препятствует дороговизне, и приносит довольство во всем потребном к жизни человеческой, предостерегает все приключившиеся болезни, производит чистоту по улицам и в домах, запрещает излишества в домашних расходах, и все явные погрешения, призирает нищих, бедных, больных, увечных и проч., неимущих, защищает вдовиц, сирых и чужестранных по заповедям Божьим, воспитывает юных в целомудренной чистоте и честных науках; вкратце и над всеми сими полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков и фундаментальная подпорка человеческой безопасности и удобности» [1397]. Совершенно очевидно, что полиция в данном случае выполняла (или предполагалось, что будет выполнять) почти те же функции, что осуществлял в XVIII в. помещик на селе. Эту линию, направленную на выполнение полицией нравственно‐правовых властных функций, в большей или меньшей степени поддерживали в течение всего синодального периода. По сути, полиция должна была выражать собой патерналистское лицо самого государство и его главы — императора. Это заметно, например, в екатерининских предписаниях: «К попечению полиции всё то принадлежит, что служит к сохранению благочиния в обществе». На первом месте стоит охранение порядка и благочиния в церквах, как следует из текста Наказа 1768 г. [1398] В полицейском уставе 1782 г. подробно расписывается именно эта сторона деятельности полиции. Например, ст. 154 устава гласит: «квартальный надзиратель в его квартале имеет попечение, чтоб молодые и младшие почитали старших и о повиновении слуг и служанок хозяевам и хозяйкам во всяком добре». Но к XIX в. эту обязанность с полиции сняли.
В русском городе XIX в., особенно крупном, губернском, формализация приходской жизни, а также быстрое распространение революционных идей среди молодежи особенно негативно влияли на процесс воспроизводства нового поколения духовенства. Дети духовенства с середины века стали во множестве уходить в другие сферы деятельности, при том, что духовное сословие было закрытым «на входе», в связи с чем через какое‐то время не могла не возникнуть проблема дефицита духовенства. С 1840‐х годов началось постепенное уменьшение абсолютной численности духовенства в стране по отношению к численности рождающегося населения. Также сокращалось абсолютное число архиереев относительно паствы и епархий — относительно числа верующих [1399]. За 50 лет (с 1840 по 1891 г.) абсолютное число белого духовенства сократилось в России на 129 700 человек. В целом же к 1890‐м годам, по сравнению с 1840‐ми, недоставало 25 епархий, 4‐х архиереев, 171 монастыря, 8769 церквей, 18 068 священников, 13 274 дьякона и 40 912 псаломщиков [1400].
Нам кажется неслучайным, что в синодальный период именно среди городского белого духовенства появляется такая выдающаяся фигура, как святой праведный Иоанн Кронштадтский, протоиерей и настоятель Никольского Морского собора в Кронштадте, бросивший публичный вызов главным врагам белого и особенно городского духовенства