— Иди проспись, — приказал я.
— Ну ми-и-илый… — тут же сменила пластинку Вика, — ну пожалуйста…
Она опустилась на колени и поползла ко мне, призывно изнибаясь и явно считая себя пантерой.
А я смотрел, курил и думал, какого хера я спускаю минуты своей жизни вот на это?
Странно, раньше мне подобные мысли в голову не приходили. Я всегда знал, почему я так делаю. И почему женился на Вике, тоже знал. И что будет дальше.
А вот в тот момент меня словно накрыло пониманием: сейчас, именно сейчас я делаю то, чего не хочу. То, что мне вообще не нравится. И никогда не понравится. И рядом женщина, которая мне не нравится. И никогда, по сути, не нравилась.
Осененный этой свежей мыслью, я поднялся, оттолкнул ногой подползшую уже к моим ступням Вику, закрыл ноут и вышел из комнаты, прихватив с собой флешку с отчетами.
Вслед мне летели ругательства, но какие-то вялые. Судя по всему, у Вики пошел отходняк после дозы.
Я прошел в дежурный рабочий кабинет.
Здесь периодически работали то я, то отец, то наши замы, если вдруг требовалось что-то срочно напечатать, отправить и так далее. Никакой информации на нем не было, а вот полноценная офисная точка — всегда под рукой.
Я запустил на компьютере программу, которая выводила камеры из дома на экран, глянул спальню, усмехнулся.
Вика сидела за моим ноутбуком и пыталась его вскрыть.
Интересно, это по наущению Урала, или ее личная инициатива? Хотя, для нее слишком сложно. Значит, Урал никак не угомонится.
Надо было оставить в зоне доступа нужную информацию… Пусть бы передала. А мы бы с отцом понаблюдали.
Я свернул программу, подхватил сигареты и вышел на балкон.
Подкурил, выдохнул дым, прикидывая, на какой из трех объектов нацелился Урал, а затем ощутил легкое движение воздуха рядом.
И повернулся.
Глава 49. Сандр
Она стояла на балконе в одном полотенце, с небрежно забранными наверх светлыми волосами.
Я уставился на нее удивленно, осмотрел, не сразу понимая, как она оказалась тут. А затем девчонка нелепо переступила тонкими ножками в пушистых белых тапках, сглотнула… И я ощутил, как мир вокруг с треском разваливается.
Это было именно такое, оглушающее, раскалывающее мою вселенную, спокойную, строгую, объяснимую, стихийное бедствие.
Я, застыв, просто смотрел на то, как удивленно распахивались ее глаза, как приоткрывались губы, а тонкие пальчики растерянно перебирали узел плотно стянутого полотенца. И солнце закатными лучами золотило ее волосы, создавая вокруг головы свечение. Она была похожа на ангела.
Ангела, которого дико хотелось…
Девчонка была хороша. Вся, от кончиков домашних тапок, до торчащих из небрежного пучка волос. На нее невозможно было перестать смотреть.
Но больше всего меня почему-то заворожило опять красное пятно на белой тонкой шее. Девчонка не отмерла еще толком от изумления, а я все на пятно это смотрел. И что внутри творилось тогда, вообще не мог понять. Разложить на составляющие, как это спокойно и легко делал раньше.
Просто задыхался и чувствовал, как в груди, с каждой проведенной рядом с ней минутой, что-то трещит и лопается. Как будто ремни, которыми раньше привязывали сумасшедших к стульям. Чтоб они не могли навредить окружающим.
Я — мог. Меня уже ничего не сдерживало. Пожалуй, лишь последние ремни, самые крепкие, те, что поперек груди…
Девчонка, хлопнув растерянно ресницами, наконец-то пришла в себя настолько, что смогла найти глубоко запрятанный инстинкт самосохранения, и отшагнула назад. Еще и еще.
Я следил.
Молча.
И остатки ремней в груди натягивались до струнной дрожи.
Наверно, я бы так ничего и не сделал, упакованный в свой самоконтроль, словно в броню. И ничего бы не случилось.
Нежданная гостья бы уползла в свою комнату, кстати, потом надо будет выяснить, какого хрена ее именно туда поселили, в смежную с кабинетом.
Я бы…
Я бы вернулся обратно, может, снова полюбовался бы, как Вика напрягает свои куриные мозги, пытаясь взломать то, что взломать невозможно…
Но тут девочка поскользнулась на кафеле и с испуганным писком полетела на пол.
А я…
Я поймал.
И, машинально придерживая тонкое гибкое тельце на весу, сжимая через пушистую ткань полотенца хрупкую талию, глядя в перепуганные огромные глаза…
Я ощутил, как отлетает с диким победным треском последний из сдерживающих меня ремней самоконтроля.
Она еще не понимала ничего, испуганная и беззащитная, не знала, что ее уже не человек держит в лапах своих. А зверь.
Лика… Имя какое… Сладкое.
Лика что-то шептала, опомнившись, упирала тонкие пальчики в мою грудь, кажется, благодарила за помощь и просила отпустить.
А я наклонился и сделал наконец то, что дико, до зубовного скрежета, до жуткой боли в груди хотел сделать еще при первой нашей встрече, когда увидел это пятно на ее шее.
Наклонился и впился в манящую красноту зубами. Потому что не хотел, чтоб на ней были следы кого-то другого. Пусть даже и Савы. Пусть даже и случайные.
На ней должны быть только мои следы! Мои!
Лика судорожно вздохнула, снова слабо трепыхнулась в моих руках… А затем как-то вся обмякла, покорно повернувшись так, чтоб открыть мне больше доступа к себе.
И зверь, тот что внутри, тот, о котором я до этого момента и не подозревал, радостно зарычал, вовсю пользуясь слабостью и беззащитностью жертвы.
Я кусал ее, с наслаждением втягивая дрожащими ноздрями теплый, слакий запах ее кожи, ощущая на губах ее вкус, нежность, мягкость.
Лика что-то говорила, кажется, уговаривала меня отпустить, но делала это так слабо, так беспомощно, что я только еще больше распалялся, еще сильнее сходил с ума.
Сладкая, такая сладкая добыча. Такая мягкая, покорная и растерянная… Гребанное комбо просто!
Я бы ее сожрал прямо там, на балконе, я был близок к этому настолько, что потом лишь удивлялся, как сумел тормознуть, на какой грани? Наверно, все же не до конца я зверь.
Самое дикое, что на ее мнение в тот момент мне было глубоко похер.
Лика, тем более, не сопротивлялась, податливо гнулась и прижималась ко мне, по нежной коже бежали мурашки, и я понимал, что происходящее ее шокирует. Но нравится.