Консерваторы, Филипп и Катул, возможно, пытались, получив каким-то образом преемство от потомков группы Катона Цензория, воспроизвести «джедайское» устройство группы, как у Катона за сто лет до них, с внутренним высшим «советом старших» во главе. Но во-первых, это мои очень предположительные построения, во-вторых, для совета у них в 70-х просто не было никого, кроме них самих. А после смерти Филиппа в 74 с Катулом осталось ещё меньше людей. Тот же Децим Брут прожил ещё долго, но явно за Катулом уже не пошёл – в 63-62, в решающие для Катула моменты борьбы против Красса и Помпея Брута не было ни на важных заседаниях сената, ни вообще в Риме – он явно занимался своими личными делами. Я думаю, и другие консерваторы – люди Филиппа после его смерти Катула не поддержали. Катулу пришлось, когда он возглавил группу в 73, собирать к себе и постепенно воспитывать и «поднимать» юнцов из следующего поколения этой группы римских элитных семей – Порциев Катонов, Сервилиев, Агенобарбов и Кальпурниев. Они вырастут и сделают консерваторов Катула ведущей силой в Риме только через 8-10 лет, уже в 60-х.
В интересующие нас 74-70 Катул появляется в источниках всего в двух эпизодах. В одном – очень важном, он спас Катилину в 73 году от осуждения по обвинению в совращении весталки. Орозий:
В тот же год [73 до н.э.] в Риме Катилина, обвиненный в кровосмешении, которое, как утверждали, он совершил с весталкой Фабией, спасся благодаря поддержке Катула.
Тут можно оценить состав и силу группы Катула по состоянию на 73 год. Известно ещё одно событие, сопутствовавшее суду над Катилиной (и Крассом).
Плутарх:
Однажды, когда он выступил против народного вожака Клодия, сеявшего великие смуты и мятежи и старавшегося очернить в глазах народа жрецов и жриц (опасности подвергалась даже Фабия, сестра Теренции, супруги Цицерона), когда, повторяю, он выступил против Клодия и, навлекши на него бесславие и позор, заставил покинуть город…
Суд над весталками и Катилиной и Крассом сопровождался попытками обвинителя-Клодия через народное собрание изменить процедуру суда не в пользу обвиняемых. Катул в процессе по обвинению пары Катилина-Фабия председательствовал в суде и пытался (в итоге успешно) спасти от осуждения Катилину. Против Клодия, обвинителя Катилины, Катул выставляет на Форуме… 22-летнего юнца Марка Порция Катона. Выходит, у него кроме верного Гортензия, больше в тот момент никого из способных на это политиков просто нет.
При втором своем появлении в источниках Катул в 70 году вынужденно одобряет реформы Помпея.
Цицерон:
В судах нет более ни строгости, ни добросовестности; можно даже сказать, что и самих судов нет. Поэтому римский народ и относится к нам с пренебрежением, с презрением; на нас лежит пятно тяжкого и давнего бесславия. Ведь именно по этой причине римский народ так настаивал на восстановлении власти трибунов. Выставляя это требование, он, казалось, на словах требовал восстановления трибуната, на деле же — восстановления правосудия. И это хорошо понял Квинт Катул, мудрейший и широко известный человек; когда Гней Помпей, храбрейший и прославленный муж, внес предложение о восстановлении власти народных трибунов и Катула спросили о его мнении, он с самого начала с глубокой уверенностью сказал: отцы-сенаторы роняют и позорят правосудие; если бы они, вынося приговоры, захотели считаться с мнением римского народа, то народ не требовал бы восстановления власти трибунов так настоятельно.
Второй эпизод важен больше идеологически, он показывает, насколько консерваторам, остающимся в меньшинстве и вынужденными лавировать между двумя сильными группами сулланцев и Метеллов, было сложно действовать в согласии со своими основными политическими принципами, унаследованными от Катона Старшего – сохранение неизменным старого порядка в Республике и поддержание законности и суда как силы, контролирующей элиту, недопущение радикальных реформ, недопущение полного захвата власти одной политической группой, удержание политической конкуренции в мирных и законных рамках. Но, вы видите, Катул старается от них всё-таки не отступать, используя реформу трибуната для продвижения другой реформы, с его точки зрения необходимой, оздоровления судов для повышения контроля над правящей элитой.
До 74 года у консерваторов была единственная сильная позиция – два консуляра в «президиуме» сената, очень авторитетный Филипп и Катул (а возможно, ещё и третий – Децим Брут), в 70-х, когда консуляров было немного и почти все они находились в провинциях, это было как бы даже не большинство. Но без Филиппа Катул остался единственным, и только в 70 к нему присоединится Гортензий, избранный консулом на 69 год.
И всё-таки в большом столкновении 74-71, при примерном равенстве сил сулланцев и Метеллов небольшая группа консерваторов оказалась способна, бросив свою небольшую «гирьку» на весы, оказать влияние на ход и исход борьбы.
Что ж, с расстановкой политических сил в Риме мы, наконец, разобрались. Теперь мне осталось предложить вам реконструкцию того, что собственно произошло в 74-71, и какое место в событиях занимало восстание Спартака. Только ещё чуть-чуть задержимся перед этим на ещё одно отступление о Спартаке.
31. Отступление 3. Необязательная глава
Эту главу, если не хотите разочароваться, прошу вас не читать, а переходить сразу к следующей. :)
Я в начале очень так снисходительно отнесся к версии Валентинова о личностях вождей восстания, мол, натянуто и построено на сплошных совпадениях. Особенно это относится к валентиновской биографии Эномая. Историки восстания относят Эномая к предводителям «галлов». Но Эномай – имя персонажа греческой мифологии, царя, который устраивал женихам своей дочери Гипподамии гонки, на которых их убивал. Римляне давали имена греческих мифических героев рабам, обычно домашним. Валентинов из этого предполагает, что Эномай – домашний раб, когда вырос, сбежал, стал разбойником, потом предводителем разбойников, был пойман, попал в гладиаторы, стал одним из лидеров заговорщиков, а после бегства был избран одним из тройки полководцев восставших как имеющий связи с разбойниками…
Я об этом просто думаю, что «галл» Эномай – самое явное и несомненное свидетельство того, что восставшие гладиаторы были не варварами, а «галлами» и «фракийцами» (и, может быть, «германцами») по принадлежности к гладиаторской «команде», и что они по какой-то причине, которую надо понять, использовали и после бегства гладиаторские «никнеймы», а сами были знатными италиками. А Валентинов просто увлекся придумыванием совпадений.
Но дальше-то я сам в этой главе буду строить такие предположения, что версия Валентинова покажется верхом основательности! В общем, я вас предупредил. :)
Итак, раз уж я предлагаю вам версию, что Спартак – это