О чем он?
– Ну… то, что мы будем тратиться на мобильную связь намного больше, – все еще надеюсь перевести разговор в мирное русло, – к тому же есть скайп и фейстайм, а уже следующим летом я…
Он фыркает, не дав мне договорить:
– Анжи, ты серьезно? Я остаюсь здесь, но ты при этом уезжаешь в Нью-Йорк. У меня нет возможности поехать в Нью-Йорк за тобой, но у тебя есть все шансы поступить в любой вуз в Чикаго и остаться здесь.
– Ради чего?
– Ради нас.
– А как это зависит одно от другого?
Он закатывает глаза, пытаясь скрыть те раздражение и досаду, которые им овладевают, и вновь закусывает губу:
– Ты уж прости, но в отношения на расстоянии, тем более на срок 4-х лет – я не верю.
Я хмурюсь, не до конца веря, что слышу это:
– Ставишь мне ультиматум? – восклицаю я.
– Нет, всего лишь говорю факт. Когда, ты сказала, приедешь – следующим летом? Через год? Ты правда веришь, что отношения выдержат год на расстоянии?
– Да! – я стараюсь бросаться гневом, чтобы не дать волю слезам от обиды на те слова, которые он говорит. – Вообще-то я и не думала что-то прекращать из-за учебы. Сейчас двадцать первый век, куча возможностей связи, а не письма, которые доходят раз в месяц. Да мы можем по полсуток висеть на видеосвязи!
Он молчит, ничего не отвечая, но я вижу, что его позиция ни на шаг не изменилась.
– То есть вот как ты это видишь? – злюсь я. – Я должна подстраиваться под тебя? Ты не хочешь принимать чужие нормы, но твои нормы хочешь чтобы принимали все! Что, если я не хочу учиться в Чикаго? Что, если я хочу возможностей, хорошую карьеру, большего? Я хочу быть с тобой, но не хочу при этом ставить крест на всем остальном в своей жизни, а именно этого ты от меня и ждешь! Я не виновата, что ты не хочешь двигаться дальше, но это не значит, что и мне надо обрубать все дороги из города!
Замолкаю, судорожно пытаясь понять, не сказала ли я на эмоциях чего-то лишнего, как тогда.
Сантино как-то горько вздыхает:
– Мы слишком разные, Анжела, этого нельзя отрицать. Конечно, мы очень пытались закрывать на это глаза, но теперь очевидно, что это невозможно делать постоянно. У нас разные цели и разные ценности. Ты уедешь в вуз, встретишь гораздо больше таких, как ты сама. Тех, чьи взгляды и намерения тебе куда как ближе. То, что последует за этим, станет неизбежным…
Я хочу его перебить, но он недовольно хмурится:
– И это нормально, малыш. На расстоянии чувства ослабеют, и тогда ты посмотришь на меня уже более осмысленно. Кто я? Какой-то чувак, который прозябает на исправительных и единственное, что умеет, – радужно улыбаться, когда надо? Какой смысл ждать этого момента? Просто оттягивать неизбежное. Ты поступаешь – и делаешь свой выбор. Я делаю свой. Как бы это ни было чертовски досадно, но, кажется, здесь наши пути расходятся.
Не верю, что он это говорит.
– Ты ведь сейчас не всерьез? – Хочу, чтобы голос звучал раздраженно, но он предательски срывается. – Хочешь все разорвать только потому, что я уезжаю учиться в другой город?
Разве можно отказаться от той любви, которая нас связывает, только из-за какого-то там расстояния? Тем более что через год я приеду вновь, у нас все средства коммуникации. Раньше людей ждали и дольше, и без возможности общения!
Но Сантино молчит, мрачно уставившись перед собой. Закуривает очередную сигарету.
– Ты не можешь это говорить всерьез.
Он продолжает молчать.
– Не можешь, потому что тогда тебе будто совсем насрать! – срываюсь я, мои глаза начинают увлажняться, а я истерично взмахиваю руками, стараясь не дать себе окончательно разрыдаться, – словно тебе совершенно плевать на нас и все, что между нами!
Он поворачивает голову ко мне, и я вижу в его глазах такую черную печаль, что не остается сомнений – его терзают сейчас эмоции ничуть не менее сильные, чем меня, просто он держит себя в руках:
– Мне не плевать. Я очень тебя люблю. Просто я реалист. Не собираюсь мучить обоих ложными романтичными надеждами. Лучше поставить точку сейчас, чем избегать друг друга, когда ты приедешь сюда через год и не будешь знать, как сказать мне, что завела парня-студентика со своего потока, а я не буду знать, как признаться, что трахнул какую-то девчонку. Лучше отрезать хвост сразу, а не рубить его по частям в течение года.
Я вскакиваю с места как ужаленная. Слезы уже текут в три ручья, когда я истерично бросаю:
– Если бы ты любил меня, то никогда бы так не сказал! Никогда бы не предложил все закончить из-за какого-то расстояния!
– Ты лицемеришь, – цедит он в ответ, так же поднявшись, – я тогда тоже могу сказать, что если бы ты любила меня, никогда бы не поехала в Нью-Йорк, имея все шансы учиться здесь. Но я ведь не обвиняю тебя в этом. Я просто в уже готовой ситуации стараюсь облегчить участь нам обоим. Если уж нам суждено расстаться, пусть лучше это будет сейчас. Прямо и справедливо по отношению к обоим. Не омрачая неизбежной последующей ложью потом все, что между нами было.
– Ты судишь по себе, – плююсь я, – не веришь в отношения на расстоянии, потому что не веришь в себя! Потому что никогда и не любил меня, иначе бы принял все что угодно, но не расставание!
– Именно потому что я люблю тебя, я принимаю это решение.
– Какие пафосные громкие слова! – я взмахиваю руками и едва не падаю на месте.
Наскоро растираю подводку вместе со слезами по щекам, даже не думая о том, как могу выглядеть со стороны:
– Я ненавижу тебя! Ненавижу тебя и все, что между нами было! И ненавижу тот день, когда влюбилась в тебя! И ненавижу каждый день, связанный с тобой! Лучше бы я тебя вообще никогда не встречала!
Я кидаю ему эту последнюю фразу, словно хлесткий удар, и, не дав ответить, разворачиваюсь и чуть ли не бегом пускаюсь прочь. Не хочу знать, что он может еще сказать, так как очевидно, что это не «давай останемся вместе».
Я ненавижу его всем сердцем настолько же, насколько люблю, – и за это ненавижу уже себя. Как ему просто далось отпустить меня, почему я не могу так же?
Домой я забегаю в слезах, но когда мама обеспокоенно пытается узнать,