Я была не против, но купить билеты в итоге получилось только на конец июня, когда сдала все экзамены. Я рассчитывала на все три месяца дома, но обучение в вузе несколько отличалось от учебы в школе. В вузе с началом лета учебные дела совсем не заканчивались.
Встретив меня в аэропорту, мы с мамой обнимались, наверное, минут десять. Она требовала рассказать ей «все-все-все», хотя я и так рассказывала ей «все-все-все» каждый день, по часу вися на телефоне. По дороге мы заехали за тортом и вином, и весь остаток дня я провела в детальных рассказах, чувствуя себя невероятно важной особой. Мама спрашивала обо всем с таким серьезным видом, словно я окончила аспирантуру, а не всего-то первый курс.
А весь следующий день, конечно же, я посвящаю Кэти. Признаться, подруга сильно изменилась внешне за этот год. Немного раздалась в объемах, но от этого, кажется, только похорошела. Зато, к моему счастью, она совершенно не изменилась сама по себе. Мы визжали, встретившись, словно две энергетические силы, посреди дороги и прыгали, как первоклашки.
Слава богу, Кэти не притащила с собой Томаса, решив знакомить нас сразу, и этот день стал только нашим. Первую половину дня я рассказываю о себе, своей учебе в вузе и в принципе Нью-Йорке. К концу Кэти как-то вкрадчиво, со странным прищуром спрашивает:
– Нашла себе кого-нибудь?
– Там не до этого, – уклончиво отмахиваюсь я.
Кэти в курсе, из-за чего мы расстались с Сантино, но лишь вкратце, без деталей моей истерии и подробностей выяснения отношений. Мол, расстояние, все дела, решили закончить на берегу.
После чего вторая половина дня отходит подруге. Она рассказывает о том, что с ней здесь происходило в это время, ну и конечно же большей частью посвящает рассказ Томасу. Судя по ее описаниям, Томас довольно неплохой, но несколько попроще Бреда. В свободное от колледжа время он подрабатывает в местной мастерской, и это заканчивает в моей голове его образ. Подводит, так сказать, черту. Я почти воочию уже вижу его, хотя даже не познакомились еще.
Однако это обстоятельство меняется, потому что уже на следующий день Кэти тащит его с нами. Впрочем, я не против, хоть настоящий Томас и оказывается несколько отличен от того, что я представила себе в голове. «Мой» Томас был худощав, высок, кое-где в машинном масле и со слегка туповатым взглядом, потому что совершенно недалек (как сказал бы Сантино, стереотипное мышление).
Тот Томас, с которым меня знакомит Кэти, – среднего роста, коренаст, рыжий, как и сама Кэти, а также постоянно улыбается. Да, умом он не блещет, но и не тупой. Умеет весело шутить, а главное добродушный. То и дело что-то морит по ходу нашей гулянки, а главное глаз от Кэти не отводит.
Хотя вряд ли это показатель, ведь Бред вокруг нее тоже крутился, словно намагниченный, а в итоге вот оно как. Ну и ладно, как по мне, Томас подруге подходит даже больше.
В итоге мои каникулы так и получаются подобным графиком. С утра ем всякие вкусняхи, которые не скупясь готовит мне мама, а после весь день провожу с Кэти, которая день через день, бывает, тащит с собой Томаса. Он и сам не всегда может – даже летом продолжает подрабатывать в мастерской, только теперь на полный день. В выходные или обеденные перерывы присоединятся к нам, а в основном мы сами.
Так продолжается до середины июля.
2
К этому моменту Кэти наскучивает сутки напролет таскаться по пеклу города или сидеть у меня в гостях. Она изнывает и предлагает культурно обогатиться.
– Завтра конкурс талантов проходит, финал, – говорит она со скукой в голосе, – можно будет сходить.
Я фыркаю:
– С каких пор ты стала интересоваться талантами?
– Я всегда говорила, что творческая!
– Ты так говорила рядом с Бредом, чтобы казаться интереснее.
– Вот и ложь! – возмущается подруга и опять откидывается на спинку дивана, – да все равно делать нефиг. А так и не под солнцем, и хоть что-то новое.
– Не знаю, – протягиваю я, – никогда особо этим не интересовалась.
– Да нафига интересоваться? – хмыкает она. – Дело в азарте. Это же финал. Глянем работы финалистов да поставим, кто выиграет. Прикинь, если одна из нас угадает?
С этой точки зрения мероприятие начинает быть интересным. Кэти видит зарождающийся азарт в моих глазах и победно визжит:
– Значит, идем завтра на конкурс талантов!
– А что за таланты-то?
Если все вместе, то сложно будет делать ставки. Как можно судить одновременно танцора, музыканта и писателя? Это же разные направления.
– Не знаю, – жмет она плечами, – да какая разница? По ходу разберемся.
– А туда пускают просто так?
– Это как баскетбол, – отмахивается, – приходить могут все желающие, только вот немногие желают.
Мы хихикаем, и я предлагаю ей еще порцию мороженого. Конечно, она соглашается – жара дикая.
Наутро следующего дня я говорю маме, что мы с Кэти идем на конкурс талантов. Она как-то странно смотрит на меня, словно я сказала, что вместе с НЛО собираюсь прокатиться до соседней галактики.
– Что?
– Да нет, ничего, – хмыкает она, – не думала, что тебе будет это интересно.
– Да не особо, но мы с Кэти решили устроить собственные ставки, – смеюсь я, – все веселее, чем дома тухнуть.
Однако на лице мамы сохраняется озадаченное выражение. Я понимаю, что от культуры я далека, но не настолько же, чтобы один мой визит на конкурс талантов вызывал в ней столько противоречивых чувств!
День выдается еще жарче предыдущего, и когда я выбираю, какие же шорты надеть, уже вовсю стучится Кэти. Год прошел – ничего не изменилось. Но мне это даже нравится.
Подруга залетает, как всегда, в вычурно откровенном платье, которое едва прикрывает трусы, зато плохо справляется с прикрытием верха. Но зато ее одеяние навевает на меня идею. Я отбрасываю шорты и достаю из шкафа сарафан. Кэти кривится:
– Боже, ему в обед сто лет.
– Хорошо, что пока только завтрак, – смеюсь я.
– Ты же не собираешься его напялить, да? – уточняет она для ясности, а я в это время уже снимаю с себя футболку. Подруга закатывает глаза.
Ну и ладно, мне нравится этот сарафан. Может он не ахти какой красивый, но я же и не красоваться иду. Зато удобный. И легкий.