Но я высматривал только-только законченный Flatiron, знаменитый «Утюг», украшавший и в мои дни угол Бродвея и 5-й авеню, и страшно жалел, что приехал поздно и не смог познакомиться с организацией работ. Строился он неслабыми даже для моего времени темпами – этаж в неделю, уложились в год с нуля до сдачи. Понятное дело, что в Российской империи небоскребы пока не сильно-то и нужны, но технологические принципы вполне можно использовать. Впрочем, строят в городе много, наверняка найдется что посмотреть, пусть принимающая сторона озаботится.
Встречал меня целый король – мой старший компаньон Кинг Жилетт и еще Никола и Барт, двое крепких ребят-итальянцев, американских анархистов, с которыми я связался из Лондона, с подачи Кропоткина.
– Зачем вам эти bowery boys? – недовольно спросил Кинг, вроде бы даже принюхиваясь своим крупным носом.
– У меня были некоторые, скажем так, недоразумения с мистером Эдисоном, – и вкратце поведал Жилетту историю наших с Собко приключений два года назад в Париже. Почти сразу после них в Чикагскую штаб-квартиру Пинкертона улетела борзая телега в стиле «Какого, собственно, хрена?»
С требованием объясниться, с копиями «добытых в бою» документов и фотографий значков, а также заверением, что мы готовы распубликовать всю эту историю максимально широко, причем упирая не на то, что агенты занимались, так скажем, не шибко законной деятельностью, а на то, что они оказались не в состоянии выполнить задание, спасовав перед двумя шпаками (размер кулаков и рост Собко мы благоразумно указывать не стали). Агентство прикинуло возможные репутационные издержки и осторожно предложило мировую без аннексий и контрибуций. Я для виду немного покобенился в письменной форме, но согласился – наверное, можно было выжать из Пинкертона и денег, как советовал адвокат нашего французского друга Паскаля, но уж больно американцы не любят, когда их выставляют на бабки, а мне агентство еще пригодится. И да, пригодились – выполнили для меня несколько заданий, честно оплаченных, так что с этой стороны я был более-менее спокоен. Но вот за изобретателя всего на свете Томаса нашего Альву Эдисона я бы не поручился, и потому озаботился и встречей, и сопровождением. Не поручился за него и Кинг, он слушал с распахнутыми глазами, понимающе кивал и подтвердил, что да, водятся там кое-какие темные делишки, о которых предпочитают не говорить вслух. И на Николу и Барта после рассказа Жилетт смотрел уже спокойно.
Была у меня в городе одна не то чтобы позарез нужная встреча, но попытаться стоило, я отправил Николу посмотреть за нужным домом, а хозяину, человеку весьма занятому и куда как выше меня положением, послал о себе весточку.
За два дня, что я ждал ответа, мы облазили пять строек, невзирая на жару под сорок и влажность под девяносто. По ходу дела меня просвещал Барт, каменщик по профессии.
Главное преимущество достигалось даже не использованием стали или новых материалов, не хитрыми конструктивными решениями, а в первую очередь организацией труда. Все, что можно сделать вне строительной площадки, делается вне ее. Заготавливаются конструкции, кирпич, балки. Как только запасы достигают расчетного количества, начинается расчистка площадки – старые здания сносят в ноль за пару недель и сразу начинают возводить новое, ни дня простоя. Что, впрочем, неудивительно – цена участков в даунтауне за последние двадцать лет выросла в пять раз – полмиллиона долларов за место под стандартную московскую усадебку. И строят тоже максимально быстро, широким фронтом – обставляют здание подъемниками, выводят стены не на одном, а на пяти-шести этажах сразу, отчего и получается такая невероятная скорость.
Да, широким фронтом и новыми методами, прямо как то, что я пытаюсь сделать дома…
Ну и платят за это по сравнению с Россией вдвое-втрое больше, вон, даже начинающий клерк получает в Нью-Йорке примерно сто рублей в месяц, а в Москве хорошо если тридцать, а то запросто и даром может работать, пока не наберется опыта.
Жизнь в городе вообще кипела так, что Лондон и Париж на его фоне смотрелись сонными деревеньками, не говоря уж о Москве с Питером, он опережал все остальные мегаполисы лет на пятьдесят, наверное. Особенно это было заметно в миллионном южном Манхэттене – по каждой авеню катились электротрамваи, кое-где на уровне третьих-четвертых этажей громыхали поезда городской железной дороги, и в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры, курьеры… Можете представить себе, тридцать пять тысяч одних курьеров! Мальчишки лет до семнадцати, в форме и без, носились с пакетами по всему городу, доставляя деловую корреспонденцию и ценности.
Меня это несколько удивило.
– А фирмы не боятся доверять все это пацанам? Мало ли…
Барт эдак свысока хмыкнул.
– Так за каждого внесен залог, у нас работу без этого и не найти.
– Залог?
– Ну да, от ста долларов, – подтвердил американец. – А на высокие должности и десятки тысяч может быть.
– Да ладно, – удивился я, – у каждого из этих пацанов нашлось сто долларов? Деньги-то немаленькие, да еще и будут лежать мертвым грузом, не по-американски как-то…
Итальянцы снисходительно переглянулись.
– Все точно, Майкл, не по-американски. Залога на самом деле нет, за работника дает поручительство какая-нибудь Fidelity Company, а ей платят один процент в год от прогарантированной суммы.
– А-а-а, то есть что-то вроде страховки?
– Ну да.
Внезапно за углом раздался рев парового свистка и зазвенел гонг, повозки стали шустро сдавать к обочинам, и Никола потянул меня за рукав к стене, чтобы не зашибло. Буквально через минуту на авеню с боковой стрит выметнулся пожарный обоз и умчался вдаль, сверкая медью касок и трубами парового насоса.
– Отчаянные ребята, но за них весь город как стеной. Даже политиканы не лезут в пожарные дела.
– Мистер, купите Times! – подскочил к нам мальчишка-газетчик, и я отдал ему несколько центов.
– А что, газетчики тоже работают с залогом?
– А как же. Пачка газет денег стоит. Кстати, у них почти профсоюз имеется, – гордо сообщил Барт.
– Почти?
– Ну, официально он не