Пересвет невозмутимо прожевал пряник и с громким хлюпаньем глотнул из блюдца. Я же от такого ответа чуть не выронил чашку.
– Вы это к чему ведете, я не понимаю?
– К тому, милый отрок, что ты не должен лезть со своими знаниями туда, где люди побольше твоего понимают. Не забывай, что ты поедешь не красоваться, а лечить. И лечить тебе будет надобно, как тебе скажут, и никак иначе.
Вот ведь зараза седая! Знания ему мои не нужны, видите ли! Вот почему он против?!
– Разве вы не хотите узнать заморские методы лечения?
– Нет уж, – категорично отрезал главный снадобник. – Заморское – оно коварное. Оно может только с первого взгляда казаться хорошим, а копнешь глубже – и вылезет гниль. А я лучше по старинке, по Осмомыслу… Снадобья надо создавать правильно, как предки завещали. Тысячу лет наши предки мудрость собирали и копили, они не могли столько времени ошибаться. Что смотришь? Думал, меня твоё баловство с этим ксероформом зацепило? Нет, просто ты – мальчик увлеченный и способный. Я тебе с собой рецептики дам, передашь их брату Светозару, побудешь у него на подхвате. Справишься – в мои личные воспитанники пойдешь.
Я почувствовал себя оплеванным. Весь этот месяц Пересвет учил меня работать на его доисторическом оборудовании, ориентироваться на цвет и структуру веществ, высчитывать время реакций по песочным часам, выспрашивал мои рецепты, пробовал, вникал, а на деле…
Он оказался вовсе не ученым – просто ремесленником, который из года в год создавал по инструкции одно и то же и не видел смысла отступать от «проверенного временем».
Я отстраненно полюбовался на узор чашки и поставил её на стол. Внутри ворочалось что-то гадкое, тошное, растекалось по венам противной густой слизью. Пересвет невероятно разочаровал, но обида во мне так и не разгорелась. Снадобник был всего лишь плодом этого повернутого на Равновесии мира. А я хоть и попаданец, но не Марти Сью, чтобы по одному моему слову всё повернулось так, как мне хотелось бы.
Да чего это я? Я вообще собирался не ввязываться в борьбу с неизвестной пакостью, а свалить по-тихому!
– Ясно, Пересвет Людотович. Всего доброго.
Я встал, но снадобник вдруг потянулся через стол и дернул за руку, заставив опуститься назад.
– Ясно ему, – передразнил он высоким голосом и скорчил рожу. – Тоже мне, ясный молодец. Про болезнь-то послушай, чудо заморское!
Я опомнился и послушно замер.
Пересвет подлил мне еще чаю и как ни в чем не бывало завел рассказ:
– Значитца так, сначала у Третьяка, гонца из Приморья, приключился сильный жар, затем разболелась голова, возникла слабость и бледность. Во рту на миндалинах появился сероватый налет, пошел насморк, на третий день опухла шея.
Я задумался. Симптомы подходили доброму десятку болезней, начиная от ангины и заканчивая осложнением на фоне гриппа. Пересвет глотнул еще чая и продолжил:
– Сегодня лихорадка прошла, но шея всё еще опухшая. Налет стал гладким, блестящим. Отделить его легко больше нельзя – всё начинает кровоточить. Возник лающий кашель, сухой, без мокроты. Осип голос. Ему трудно дышать. Сам Третьяк говорит, что в Приморье шея у людей опухает до того, что они задыхаются.
Гладкий трудноотделимый налет? Задыхаются? Я насторожился. Была в девяностых в Средней Азии сильная вспышка одной очень похожей болезни.
– А гнилыми яблоками изо рта у него случайно не пахнет?
Пересвет почесал подбородок, подумал, встал и, поворошив на стоявшем у окна столе записки, ответил:
– Нет, про запах ничего не написано. Но… – он дернул головой, – у лекаря, который записи делал, насморк вот уже третий год идет. Всё никак не закончится. Он и не чует ничего!
– А налет? Вы пробовали снять налет и опустить в воду?
Снадобник скосил на меня хитрый глаз, в котором мелькнуло что-то похожее на уважение.
– Пробовали. Налет тот не растирается и в воде тонет. Знаешь, значит, о такой хвори?
За окном раздался звонкий детский смех. Мимо промчалась ватага мальчишек. Один из них споткнулся и под хохот приятелей с размаху влетел в фонтан. Брызги едва не долетели до Собора Равновесия. Пересвет крикнул им что-то строгое и, кажется, погрозил кулаком. Я толком не рассмотрел. Я в тот момент подумал о том, что все жители Крома – и дети, и Арант, и Руслан, и Зденька, и Годана – абсолютно все! – не привитые. И что смертность будет очень высокая.
В живот с размаху угодило ледяное копье ужаса.
Дифтерия. Болезнь, которая до изобретения сыворотки и прививок косила людей, особенно детей, тысячами. В холодном климате из ста больных умирали пятьдесят.
И она здесь.
Все мысли о том, как аккуратно сказаться больным и свернуть в сторону от Приморья… Нет, не ушли. Наоборот, заметались стаей вспугнутых птиц, закричали и забили крыльями, взвывая к самому древнему инстинкту – самосохранения.
Но знания человека, который работал с бактериями и вакцинами, встали передо мной непреодолимой горой. Мне было известно, что такое дифтерия, что такое дифтерийная палочка, и как получают противодифтерийную сыворотку. И я не мог просто оставить Крому Порядка инструкции – Пересвет Людотович сам только что сказал, что лучше будет поить людей свинцом и травами, чем примет что-то новое. Арант, Годана, Зденька… И Пересвет, и Руслан приняли меня здесь и помогли выжить. Если я сбегу, что с ними будет? Я же…
Я же не мерзавец!
Солнечный свет стал ослепительным, а воздух – слишком вязким. Я несколько раз глубоко вдохнул, наклонился, сделав вид, что поправил сандалии. Свет слепил глаза еще несколько мучительных секунд – и всё схлынуло под натиском тяжело бухающего сердца.
Я выпрямился и вновь посмотрел на снадобника.
– Знаю. У нас её называют дифтерией.
Голос не дрогнул, не выдало моё состояние выражение лица. Я следил за собой. Это отвлекало, успокаивало. До мозга дошло – только что со мной едва не приключился самый настоящий обморок. Никогда не страдал подобным, а этот мир чуть не довел… И как остальные попаданцы справлялись? Ах, ну да, им везло: у них были и всемогущие эльфы с эликсирами от чего угодно, и волшебные львы, и говорящие деревья, и прочая-прочая-прочая. А мне даже завалящей магии не досталось.
– У нас эта зараза называется круп, – закивал Пересвет и как-то беспечно спросил: – Так что, как такое лечить надобно?
– Раньше горло разрезали и трубки вставляли, чтобы освободить дыхательные пути, – уже спокойно ответил я и по скривившемуся в недовольной гримасе лицу понял, что этот ответ был ошибкой.
– Ты кому другому такое не