Встречное обвинение ошеломило Хуошана, и он замер, переваривая услышанное.
— Линг, Минджу… — нарушил он, наконец, тишину. — Ты предлагаешь их забыть и жить так, будто ничего не произошло? Смотреть в глаза их убийцам и улыбаться, принимая пищу из их рук? Наплевать на смерть друзей, на свою гордость и совесть? И кем мы станем после этого?
— Мне очень жаль Линга и Минджу, но для них я уже ничего не могу сделать. Зато могу позаботиться о будущем тех, кто еще жив, как и приказал мне учитель Лучань… — начал я, но Хуошан снова перебил:
— И что вы предлагаете? — его глаза полыхнули злым колючим огнем. — Ждать⁈ А чего? Пока ядовитое семя Лозы пустит в нас корни и превратит в двуличных подлецов? Уподобиться проклятым Лозам, для которых честь — пустой звук? Знаешь, что я думаю? Что ты и твой учитель — вы просто сдались!..
Это уже слишком! Если Хуошан еще хоть слово скажет против учителя, я точно ему врежу! Хоть и понимаю, что драка — глупейший способ доказать свою правоту. Пускай Быкоголовый и ведёт себя как придурок, но все же он — мой друг. Один из немногих, оставшихся в живых…
— Поговорим, когда ты успокоишься настолько, чтобы слышать не только себя, но и других, никчемный придурок! — бросил я в лицо Хуошану, развернулся и быстро зашагал прочь.
— Да пошел ты! — шагов через десять донеслось до меня.
* * *
В кои-то веки у меня выдался свободный от забот день, который я решил посвятить прогулкам и медитации. После занятия у наставника Цзымина я продрых всю ночь как убитый и проснулся полный сил и в отличном расположении духа.
Впрочем, настроение подпортил Хуошан, с которым я столкнулся, выходя из дома. Друг демонстративно отвернулся и поспешил прочь, не дав сказать мне ни слова. Похоже, вопреки распространенной поговорке, утренний свет не развеял печалей вечера.
Давно мы не ссорились настолько серьезно. С моего появления в Доме мы были с ним не разлей вода. Вместе радовались победам, сетовали на неудачи и получали нагоняи от учителей. Размолвки случались, как без этого? Иной раз дело доходило и до драки. Но Хуошан хоть и быстро вспыхивал, так же быстро остывал. Да и я не имел привычки таить обиду годами, а потому к ужину обычно от ссоры не оставалось и следа.
Но в этот раз Быкоголовый зашел слишком далеко. Обвинить меня в предательстве? Да как у него язык повернулся⁈ Словно в душу плюнул.
То, что мы вчера болтали с Вэем, еще не говорит о том, что я переметнулся на сторону Лозы. Солнечный гений оказался, в сущности, неплохим парнем: дружелюбным, рассудительным, лишенным надменной заносчивости, которой можно ожидать, учитывая его славу. Я невольно улыбнулся, вспомнив выходки белобрысого на уроке Тэнг Цзымина. Правильно говорят, что не стоит судить о человеке по цвету его одежд, и если бы в Лозе было больше людей, похожих на Вэя, а не крысюка Шу, двум Домам оказалось бы легче достичь взаимопонимания. Возможно, войны и вовсе бы не случилось.
Задумавшись, я сам не заметил, как ноги вынесли меня к Жемчужному пруду. На берегу что-то происходило. Стайка младших учеников столпилась у мостков и галдела, активно жестикулируя.
Извечный Свет! Чуть не забыл! Мне же нужно привести завтра к наставнику Цзымину младшего ученика Лозы.
Интересно, каким образом будет выкручиваться солнечный гений? Я вот пока не представлял, как справиться с поставленной задачей. Малышня из Лозы весьма настороженно относилась к изумрудным ханьфу, и это еще в лучшем случае. В худшем — убегала прочь, словно заклинатели Шипа какие-то демоны. Сомнительно, что кто-то по доброй воле захочет иметь дело со мной.
Я покосился на толкавшуюся у пруда малышню, прикидывая, что скажет Тэнг Цзымин, если завтра я притащу ему младшего ученика за шкирку. Или хотя бы сошлюсь на его приказ.
Принуждение, пусть даже и на словах, как ни крути, остается принуждением. Семя насилия и обмана не даст добрых всходов, не позволит преодолеть пропасть отчуждения и недоверия между Домами…
Великий Дракон, я пенял на Хуошана, а сам ничего не могу с собой поделать и по-прежнему считаю Шип отдельным Домом, хотя тот уже неделю как не существует. Правду говорят, хочешь изменить мир — начни с собственного сердца!
Малышня продолжала возбужденно шуметь на берегу. Я собрался уйти, не желая мешать детским забавам, но тут младшие ученики расступилась, позволив, наконец, разглядеть причину столпотворения: в воде барахтался мальчишка. Он беспорядочно молотил руками, то и дело скрываясь под водой с головой.
Я ринулся через луг, растолкал детей и, не раздумывая, прыгнул в воду. Кожу обожгло холодом. Вынырнув, я подплыл к тонущему мальчишке, схватил за волосы и, загребая свободной рукой, устремился к мосткам.
— Тихо, всё хорошо, — попутно пытался успокоить я ребенка. — Я тебя держу.
Малец будто и не слышал, отчаянно трепыхался, сам не понимая, что только мешает мне. Благо до берега было недалеко. Пара гребков, и мы подплыли к мосткам. Держась одной рукой за опору, другой я подсадил мальчишку и вытолкал его на доски. Тот встал на четвереньки и надсадно закашлялся. Тут же к нему подбежали несколько ребят.
— Жаолинь, ты как? — с тревогой спросила девчушка лет десяти.
— Чэнфу и его подпевалы убежали, — добавил один из мальчишек, — тебе нечего бояться.
— Я… кхе-кхе… и не боюсь… кхе-кхе — хорохорился пострадавший.
Я выбрался из воды, и детвора резко замолчала. От десятка малышей, крутившихся на берегу минуту назад, осталось двое мальчуганов и девчонка. Все трое примерно одного возраста. Все трое из Дома Лозы. Впрочем, как и несостоявшийся утопленник.
— Что здесь произошло? — потребовал я ответа.
— Й-йя… поскольз…
— Это Чэнфу со своими приятелями столкнули Жаолиня в пруд, — выпалил один из мальцов.
— Что за дурацкие игры? Он же мог утонуть!
— Да я случайно…
— Хватит их покрывать! — перебила Жаолиня девчушка. — Они постоянно