Но, если на отчима внушение не подействует, он, как человек небольшого ума, не умеющий контролировать порывы, набросится с кулаками. Пожалуй, подожду. Тем более, эффект от внушения появляется только на следующий день.
— Вы не заболели? — спросил я, борясь с искушением прогнуть его прямо сейчас.
В конце концов, это будет восстановлением справедливости.
— Куда поедем? — спросил отчим как ни в чем не бывало. — Вы в Черкесовке были, да? Поедем дальше, там тех курортных сел — ух!
Ехали мы молча, я наблюдал за отчимом и отмечал, что он клюет носом и постоянно вздрагивает, а еще он начал сморкаться и чихать. Точно от Бори заразился, глаза, вон, красные, как у рака.
— Как вы себя чувствуете? — спросил я.
— Да шо-то не очень. — Отчим шмыгнул носом.
— Давайте температуру померяем, — предложил я.
— У тебя градусник есть? — удивился отчим.
— По пульсу, — воспользовался я знаниями взрослого. — Каждый градус прибавляет приметно по десять ударов сердца. Если у вас температура тридцать восемь, пульс будет в района восьмидесяти.
— И шо — работает?
— Еще как. Только часы нужны с секундомером.
Отчим поверил, мы нашли широкую обочину и остановились. Я достал свои часы из рюкзака, потыкал кнопку сбоку, чтобы появились секунды, и отчим протянул руку запястьем вверх, я нащупал пульс. Сердце у него тарабанило бешено, и так было ясно, что он заболел. Но я все равно сделал замер и озвучил результат:
— Частота сердечных сокращений — девяносто два. Соответственно, у вас жар под тридцать девять, и, если не сбить температуру, последствия могут быть печальными.
Отчима доконало недомогание, он не стал спорить, молча посчитал свой пульс. Задумался и сделал вывод, что я прав.
— И шо делать?
— Гайцов тут нет? Нет. Я сяду за руль, роста я уже одного с вами, и поведу машину. В ближайшем селе пробегусь по домам, найду вам аспирин…
— Какой за руль? Ты рехнулся? — взвился отчим, но как-то вяло. — Не пущу.
А я не поеду с человеком, который может вырубиться в любой момент или, хуже того — помереть! Бац — и все. И отек легких. Вот, у Наташкиного Андрея недавно было.
— Кто тебя научил водить…
— Алексей…
— Эту машину? Ах он…
— Да не сейчас! Уже давно. Я за один день не научился бы. Сил у меня много, с рулем справлюсь. А до села тут недалеко.
— Я в порядке, — уперся отчим и завел мотор.
Я закрыл лицо руками. С другим человеком можно было бы договориться, надавить на то, что не поеду с человеком, который на грани обморока. Вылез бы из салона — и он сдался бы. Этот же — нет. Если уперся, это всерьез и надолго, и до победного конца, даже когда он — собственная кончина.
В бедненькое село мы въехали минут через пять. Отчим остановился и закашлялся, упершись в руль. Я побежал к ближайшему дому. Старушка, которая ко мне вышла, прониклась и вынесла пластинку аспирина. Поблагодарив ее, я вернулся в кабину, отдал таблетки отчиму, который съел сразу две и запил чаем из термоса.
— Предлагаю ехать домой, — сказал я. — Товар у нас не портится, он разве что мороза боится, но его быть не должно.
Отчим откинулся на спинку, закрыл глаза и запрокинул голову.
— Нет. Сейчас станет полегче, и дальше поедем, продадим все. А иначе как?
Вот же баран упертый. И за руль не пустит! И не отдохнет, потому что мужик же ведь! Деревья умирают стоя. Вся злость на этого дурака сразу ушла. Он же реально умереть может! Это уже прямая угроза жизни, потому я решился на внушение:
— Василий, сейчас вы уступите мне водительское место…
Его лицо перекосило от ненависти, он рванулся ко мне, как бешеная собака в последнем порыве, но все-таки взял себя в руки.
— Ни за что! Это тебе не игрушки!
Ясно, внушение на него не действует, даже когда он ослаблен. Как я ни пытался его убедить, что умею водить грузовики, он не слушал и доказать не позволял. Через полчаса таблетка подействовала, отчим расправил крылья и полетел.
Два поста ГАИ нам снова помогла избежать табличка «Пустой». А в поселке большая часть торговли легла на меня. И мешков я натаскался, и наорался так, что охрип. Отчим тоже пытался геройствовать, но я его отгонял от кузова. Василий, конечно, тот еще бык и скотина, но не хотелось бы, чтобы мама овдовела раньше срока.
Торговля шла бойко, не так, как в Черкесовке, где здорово помог общительный Каналья. Но к пяти вечера мы распродали все, кроме двух мешков риса и одного — картошки.
Продавая последнее, мы стояли возле магазина, и взгляд упал на телефонную будку. Надо позвонить маме, сказать, что Василий заболел, чтобы готовила лазарет. Я направился к телефонной будке, набрал наш номер, ответила мама, как я и ожидал.
— Ма, — выпалил я, — Василий заболел, сильно. Температура под тридцать девять. Сбили, но к вечеру она снова поднимется.
— Господи… вы далеко⁈ — заволновалась она.
Если бы мама знала, как ее возлюбленный насиловал свой организм, то открутила бы ему голову, и мне за компанию.
— Будем после шести. Он выпил аспирин…
Фоном прозвучал взволнованный голос Бориса. Завязалась перепалка его и мама — видимо, они конкурировали за трубку, дальше говорил Боря:
— Паш, тут звонил какой-то Бес. Сказал, это жизненно важно. Какой-то Хмырь у них!
В душе будто оборвалась струна. Беспризорники поймали того, кто пытался меня убить! А он точно выведет на заказчика!
— Где их искать, он сказал? — сделал стойку я.
— Сказал странное. Они там, куда ты вещи приносил. Бес был уверен, что ты знаешь, где это.
Вот так номер!
Глава 16
А если это ловушка?
Это вторая неожиданность за сегодня, вогнавшая меня в ступор.
Боря расспрашивал меня, что это за Бес и откуда я его знаю, а я стоял и тупил, пытался собрать в кучу разбежавшиеся мысли. Ответил только, что Жека Бес — друг Бузи, старшего сиротки, который живет у Лидии.
Так-так-так. Выходит, Бес и сотоварищи поймали Хмыря и держат у себя? Ждут, когда я приеду?