– Скорее актриса на подхвате, – хмыкнула я. – До уровня Лады мне еще далеко.
– Ну, было бы желание, – усмехнулась Лика. Она повернулась к упитанному пареньку в черной футболке с принтом альбома «Blind Guardian» и протянула свой стакан. – Андрюш, плеснешь еще?
– Ага, ща, – кивнул тот, вытаскивая из сумки початую бутылку виски. Однако Лика скривилась, увидев, что тот достал «Белую кобылу».
– Другой, тот, что Сема для себя заныкал, – мотнула она головой. Андрей понимающе улыбнулся и, повозившись, вытащил бутылку «Маккалахана». – Вот, другое дело. «Кобылу» сами пейте. С колой самое-то. А я чистый люблю. Роза Викторовна. Присоединитесь?
– Вина, пожалуй, глотну, – рассмеялась жена Семы, присаживаясь рядом. Она поджала губы, услышав голос мужа, который грязно ругался, не в силах справиться с палаткой. – Все же творческий человек совершенно неприспособлен к бытовым проблемам.
– Ну, палатку поставить – тут мастерство нужно, – вставил Андрей, с громким «чпок» открывая банку пива.
– Я вас умоляю, Андрюша, – вздохнула Роза. – Сема розетку-то подключить не в состоянии. Два провода всего… А вы о палатке говорите.
– Помощников там хватает, – кивнула я в сторону Олега и Марка. Те, смеясь, сами взялись за палатку, уронившую авторитет режиссера.
– И то прекрасно, – снова вздохнула Роза. – А то опять покалечится. Как с розеткой, когда его током ударило.
– Сильно? – улыбнулся Андрей.
– Неприятно. Тряхнуло несильно, но Сема на лестнице стоял, и с этой лестницы упал, ногу поломав.
– Запомним. К розеткам господина режиссера не подпускать.
– Правильное решение. Пусть уж творит лучше, чем в ремонт играется, – ехидно хихикнула Роза, пригубив вино. Ее маленькие черные глазки неожиданно остановились на мне. – А вы… Вы же Женя, так? Фею играли.
– Видели? – удивилась я.
– А как же. Прежде чем готовый материал клиенту отправить, надо удостовериться, что все сделано на уровне, – кивнула Роза. – Что ж, милая… могу вас заверить, что талант у вас есть. Все дело в практике.
– И в отсутствии стыда, – добавила я, заставив ее улыбнуться.
– Получилось годно, – вставил свое мнение Андрей. Он виновато хмыкнул, увидев, как я покраснела от смущения. – Ну, прости. Работа у меня такая. Я ж отсматриваю весь материал прежде, чем лепить из него фильм.
– И только я понятия не имею, что мы сдаем клиенту на выходе, – перебила его Лика. Она рассмеялась и сделала глоток виски. – Мое дело маленькое…
– О, не лукавь, милая, – ответила ей Роза. – Без тебя не было бы ни денег, ни заказов.
– Точно! – воскликнул Андрей. – Ну, за это надо выпить.
– Будем, – кивнула я, поднимая банку пива.
– Будем! – откликнулись остальные.
Через час, когда солнце окончательно отправилось спать, в воздухе запахло дымом и жареным мясом. Мама Валя священнодействовала у костра и никого к готовке не подпускала. Разве что осветителю Леше было позволено изредка раздувать угли в мангале. Костров было два. На одном готовилась еда, а у второго кружочком сидела съемочная группа. Бренчал на гитаре Сережка, выводя свою грустную версию «Пиллигримов», стихотворения Бродского, положенного на музыку.
– Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным,
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным… – пел Сережка, но и он в итоге отложил гитару, чтобы присоединиться к остальным. Выпито было много, но темного часа и чудес, о которых пророчествовала Настя, пока не случилось, что не могло не радовать.
– Так, – буркнула Настя. – Скучно сидим.
– А тебе подавай стриптиз у костра и человеческие жертвоприношения? – ехидно спросил Марк.
– Без сомнений, родной, – кивнула она. – И оргия после. А то какой сатанизм и без оргий, а? Но, если серьезно, давайте что ли сыграем?
– Во что? – спросила я.
– А во что играют у костра, упившись вусмерть? – усмехнулась Настя. – Давайте в «Я никогда не».
– Это как? – заинтересованно спросила Лика. Ее глаза ярко блестели в свете костра. Как два драгоценных камешка. Пьяных и бесстыжих камешка.
– Все просто, Лик, – ответила за Настю Лада. – Начинаю, допустим, я. И говорю, к примеру: «Я никогда не трахалась с негром». Если кто-то из присутствующих трахался с негром, то он пьет. Потом свое «я никогда не» говорит следующий.
– Тут возможны два исхода, – хмыкнул Сережа. – Либо все упьются в первые же полчаса игры, либо останутся трезвыми.
– Ну, в этом и смысл, профессор Флитвик, – сварливо ответила Настя. – К тому же нажираться не обязательно. Пригуби чутка и будет засчитано. Писят баллов Гриффиндору, хуе-мое и все такое.
– Почему бы и нет, – улыбнулся Сема. – Хорошая игра. Позволит получше друг друга узнать. Особенно новеньким.
– И повергнет их всех в пучины стыда и мракобесия, – добавила Настя. – Играем. Давайте, я первая?
– Ни в чем себе не отказывай, – кивнул Марк, сидящий между мной и Настей.
– Лады. Так… – задумалась она. – Чего б такое сказать… А, во! Я никогда не убивала человека.
– Настя, блядь, – рассмеялась Лада, а потом, поперхнувшись смехом, удивленно посмотрела на Лешу, который, хмыкнув, сделал глоток пива. – Серьезно?
– Ага, – тихо ответил тот. – Было дело.
– Так, вносим правки в правила, – поспешила вставить Настя. – Каждый, кто выпил, пусть озвучит предысторию. А ну как среди нас маньячина-убивец сидит, а?
– Тогда хуевую ты игру выбрала, – съязвила Лада. Она настороженно посмотрела на Лешу и добавила. – Ну? Поделишься деталями?
– Ну, бояться вам не надо. Я не маньяк, – криво улыбнулся осветитель. Однако, улыбка быстро исчезла. – В Афгане это было. На войне. А на войне убивают. Или ты, или тебя. Иного не дано.
– И кто был первым? – заинтересованно спросила Настя. Я улыбнулась, увидев, что она уже держит наготове блокнот, который в этот раз заменял ей ноутбук. – Не кривляйся. Наверняка ты помнишь? Это ж как первая любовь.
– Помню, – честно ответил Леша, обведя внимательным взглядом притихших коллег. – Но хотелось бы забыть. Пацан это был. Сопля вообще. Лет одиннадцать или двенадцать. Мы тогда кишлак один проверять шли. Птичка на хвосте принесла, что духи в том кишлаке шкерятся. Не соврала, птичка-то. Духов ликвидировали, задачу выполнили. И решили дом один проверить еще раз. А там пацан этот… с мамкой своей. Ошибку мы тогда сделали. Спиной к ним оба повернулись. Вот пацан моего товарища очередью и прошил. Хуй знает, почему не меня, а его. Я на автомате развернулся и ответил. А