– А вот и нихуя, малыш, – мотнула она головой. – Технически… я самая настоящая блядь. Секи сюда. Клиент, он чо, деньги платит, чтобы увидеть, как тебя ебут. В декорациях там, на природе. Платит деньги? Платит. А ты за эти деньги ебешься. Не с ним, а с другими, да. Но он-то дрочит потом на порево это? Дрочит. Типа, как в фильмах, где наблюдатель есть. Помнишь, меня Марк в жопу драл, а ты на стульчике сидел. Братец мой каличный, с особенностями, которому бабы не дают. Ну вот! Та же проститутошная… Только клиент не ебет, а смотрит. Так что, милый, и я – блядь. И ты блядь. И Женька блядь. Все мы тут бляди, за деньги любую дырку подставляющие.
– Тебя в философию потянуло? – проворчала я. Слова Лады задели все-таки нужные струнки в моей душе. И не сказать, что приятные. – Или Маяковского перечитала?
– Можно и так сказать. Рано или поздно этим вопросом каждый задаваться будет. Просто вы пока не доросли до этого, – кивнула Лада. – Ну а моральные принципы… Вопрос цены. Если тебе нужны деньги… хе-хе, как мне, ты в любой блудняк впишешься. Лишь бы платили. Дрочить двоим, пока еще двое тебя ебут? Пожалуйста! Отсосать карлику… без обид, Сережка… Легко! Запихать в себя, прости Господи, хуй, похожий на кукурузу? Без проблем. Вопрос цены… и блядь согласится. Потому что она блядь, и блядь слабохарактерная. А теперь плесните мне водки.
– Может не надо? – робко спросил Сережа.
– Надо. Потому что завтра будет новый день, новая ебля, от которой придется долго отмываться в душе, новый ебанат, которому нужен фильм, где бабу ебут поливочным шлангом. Ну а мы хули… мы стерпим. Ты главное плати, – Лада махнула рукой и, отобрав у Сережи бутылку водки, щедро плеснула себе в стакан. – Ну, будем. Потому как другого не остается.
– Погоди, – перебила я. Стакан замер в воздухе, а пьяные глаза Лады с трудом сфокусировались на мне.
– Чего?
– Может, если ты не будешь заливать говно в своей жизни бухлом, а поделишься, то полегчает?
– Вербальная терапия, блядь! – рассмеялась Лада, однако стакан все же поставила на стол. – Поделиться, значит? Ну, ладно. Милости просим, сука, давай. Сначала ты, потом я, а потом обнимемся, как дурной пизды родные дети, да?
– Не самый плохой вариант, – хмыкнула я.
– Ладно. Ну, скажи тогда, хули ты тут забыла? – спросила Лада. – Ну, в порно, естественно.
– Деньги были нужны, – честно ответила я. Делиться своим грязным бельем на людях всегда тяжело. А если речь о тех, кого считаешь своей семьей, то это еще тяжелее.
– Эт понятно. Как и у большинства из нас. Наверняка за этим кроется какая-нибудь милая история о больной маме, да? – фыркнула Лада, но я предпочла ее подъебку пропустить мимо ушей. С помощью этой агрессии она пыталась защитить себя. Только дурак бы этого не понял.
– Ну, больная мама – это полбеды, – кивнула я. – Главная беда – это мой родной братец. Вот тебе некоторые из его приключений: залез на промку и сжег дорогущую катушку с силовым кабелем, напугал до инфаркта бабку, у которой хотел спиздить пенсию, влез с дружками в квартиру Авто Андриашвили… Продолжать?
– Не, – мотнула головой Лада. – Понятно. Более чем.
– У мамы на фоне всего этого сердце пошло по пизде, а братец… а хули ему? В голове ветер, в жопе дым. Пока я с пеной у рта носилась и искала, где бы денег найти, он розеток окурковских дома поебывал, да с дружками на промке бухал. Так что Марк очень уж удачно объявился…
– Вот и он, – улыбнулась Лада. – Хай, Марк! Давай к нам. Мы тут охуительные истории рассказываем.
– Да, вижу, – кивнул он и, подвинув бутылку водки, уселся на краешек стола. – И что за истории?
– Как мы докатились до жизни такой, что превратились в блядей, которые ебутся на камеру за деньги.
– Понятно. Моральные терзания.
– Угу, – промычала Лада. – Женька вон своей историей поделилась. Может ты расскажешь, за каким хуем в порно поперся?
– Деньги нужны были, – коротко ответил Марк.
– Пф. Открыл Америку. Ради ебли у нас только Тонька. Давай, вытаскивай своих скелетов из шкафа. Не заебались они пылиться?
Кто знает, почему Марк решился рассказать нам о причинах, почему пошел сниматься в порно. Может, виной всему бухло, стершее стеснение и оголившее душу. Или виноваты циничные подъебки Лады. Или же обычная усталость, когда в одиночку пытаешься справиться со всеми проблемами мира и боишься открыться даже родным. Так или иначе, но свою историю он тоже рассказал. Где-то скупо, где-то слишком откровенно. Но честно. Не скрывая ничего от людей, ставших его семьей.
– Вову Черного помните? – спросил он, закуривая сигарету. Сизый дым узкой змейкой струился к потолку, будто и не сигарета это была, а палочка для благовоний. – Так вот, мой папа ему должен.
– Много? – усмехнулась Лада. Однако смех застрял в горле, когда Марк тихо озвучил сумму. Такую сумму, что все мои проблемы сразу же показались мелкими и ничтожными. Сумму, за которую запросто могли убить. – Пиздец. Как он умудрился на такие деньги попасть?
– В девяностых с другом бизнес мутил, – криво улыбнулся Марк. – Гоняли поначалу иномарки из Европы, поднялись немного на этом, амбиции появились. Решили они с похоронкой работать.
– В смысле? Ритуальная контора? – нахмурилась я.
– Именно. В нашем городе их тогда не сильно много было. Ну, по итогу им это удалось. Кусок земли солидный выбили под кладбище. Там много мутить не надо. На лапу дал кому надо и держи разрешение. Хоть ядерные отходы туда сливай, всем похуй. А с учетом, что дело в середине девяностых происходило, то проблем они не испытывали. Помимо обычного люда и братков хоронили. А у тех похороны царские, денег-то на них не жалели. Гробы эксклюзивные, с золотом, мрамор особенный. Так что хорошо они поднимали. Что тут говорить, я в школе самым модным пацаном был. А потом Жора Золотой умер. Слышали о таком?
– Цыган? – спросил Сережа. – За Блевотней вроде их зона.
– Ага. Старшой у них. Барон, не барон, хуй пойми. Уж не знаю, почему, но родня его к папе моему обратилась. Мол, похорони по-человечески, так, чтобы стыдно не было. Денег там не жалели. Такой склеп отгрохали, что больше на квартиру был похож, а не на могилу. Папа потом рассказывал, что на похоронах в могилу натурально пачки денег швыряли. Золото. В общем, с шиком проводили, так сказать. Но самое интересное потом было. Загрузили в могилу мешки какие-то. Двадцать