— Ну вот видите, у вас с собой аппарат экг? Давайте быстрее ставьте.
Я снова медленно приоткрыла глаза и увидела над собой лицо растерянной Розы.
— Мам, мам, ты как?
— Ребёнок, — тихо выдохнула я, едва шевеля языком, мне казалось, что у меня во рту все распухло, отекло.
— Тише, тише. — Запричитал фельдшер, и мне на запястье брызнули чем-то, а потом прикрепили эти пластиковые плоскогубцы от аппарата экг, а Роза помогла расстегнуть мне на груди кофту, и туда приляпали присоски.
Я старалась осмотреться вокруг, чтобы хоть как-то сознание вернулось в норму, но вместо этого меня периодически обратно отбрасывало, а боль в груди все нарастала.
Сердце…
— Это сердце, — выдохнула я с запинкой и поняла, что мне безумно хочется подтянуть ноги к животу, чтобы боль хоть немножко унялась, но Роза сдержала меня.
— Мам, подожди секунду, секунду, не говори.
Аппарат что-то пропищал, и я смогла наконец-таки после этого писка дёрнуться в сторону.
— Это не сердце, — растерянно выдохнул фельдшер.
— Я же сказал, — где-то сверху прозвенел голос соседа. — Но она хотя бы в сознание пришла, собирайтесь и вот теперь езжайте.
Я в непонимании перевела взгляд на врача.
— Сердца… мне больно в груди.
— Не переживайте, сейчас, сейчас все будет хорошо.
Встать я по-прежнему не могла, казалось, как будто бы все тело ватное и набито свинцом, грудь все также распирало или уже сдавливало, я не могла нормально идентифицировать эту боль.
— Господи, у вас даже нет медиков и санитаров, которые помогут добраться до машины скорой помощи! Зоя Марковна, — у меня перед глазами появилось лицо соседа, обеспокоенное, с глубокой морщиной между бровями, сжатые губы. — Сейчас я вас подниму, спустимся до скорой.
В один момент он наклонился, подхватил меня на руки, Роза пискнула:
— Подождите, подождите, мне же надо вещи собрать.
— Собирайте, — произнёс Владимир, а я ощутила, что по пояснице неприятно стрельнула какая-то вяжущая, сдавливающая кости боль, а потом вместе с врачом скорой мы оказались в коридоре.
Сознание уплывало и хотело куда-то сбежать от меня, поэтому, как только мы оказались внутри машины, где было безумно холодно, я повернувшись на бок, поджала под себя ноги и затряслась.
Глава 26
Виктор
Меня потряхивало, я никогда не позволял себе даже в мыслях предположить, что смогу поднять руку на женщину, но вместе с тем Ольга заслуживала это. Она не умела держать язык за зубами, она перешла все границы. И её поведение только следствие того, что я позволил такому вообще произойти.
И я ни капельки не верил в то, что она беременна, это глупость несусветная. Если бы от меня все так легко беременели, то у нас бы не было таких проблем, но они у нас были.
В здоровье своей жены я не сильно сомневался. Оно могло быть плохим, и да, мы все равно проверялись, но какие бы проверки не были, не надо исключать факторы возраста.
А я здраво себя оценивал.
И нет, не красило меня, что я ударил Ольгу, но я надеялся, что таким образом она поймёт, что со мной шутить не стоило.
Я сел в машину, ощущая, как адреналин все сильнее и сильнее заставлял моё сердце биться.
Господи, Зоя беременна.
Вот я же чувствовал, я же чувствовал и вместе с тем сейчас не понимал, как себя вести, как она беременна, во что нам обойдётся эта беременность. У меня даже не родилось ни единственной мысли о том, чтобы прервать её, потому что Зоя просто не позволит этого сделать. Но если выбирать между жизнью ребёнка и жены…
Господи, нахрена я вообще об этом думал?
Мне казалось это таким чудовищным моментом, что лучше бы вообще не выбирать. Лучше бы, чтобы ни у кого в жизни не возник такой выбор.
Я пересёк улицу. И машина заурчала, когда антибуксовочная система включилась, а оказалось, что под снегом лёд, мобильник зазвенел, я скосил глаза на трубку и увидел номер Розы.
— Что, что, что, Роза? — Хрипло спросил я, пристально глядя на дорогу. Не хватало только самому влететь куда-нибудь и не доехать до Зои.
Что она тогда без меня будет делать?
Не было никакой надежды на то, что удастся все как-то разрешить без участия взрослого человека.
— В больницу едем, —выдохнула дочь. Я услышал, как её голос безумно дрожал, насколько сильно Роза переживала и боялась.
— В какую, в какую? — Переспросил я и сбавил скорость, потому что могло оказаться, что мне нужно было ехать абсолютно в другую сторону.
— В восемнадцатую…
— Как она? — только и спросил я.
— Мама пришла в себя, а на экг не оказалось ничего.
— Что, почему? Почему так случилось тогда?
— Я не понимаю, мама… Ей очень тяжело, она не совсем может говорить…
— В смысле, если на экг все хорошо, почему она не может говорить? Если это не сердце, то я не знаю…
— И я не знаю, пап, я не знаю, — закричала Роза, и я понял, что у дочери сдавали нервы. Она была взвинченной до самого предела, когда такие ситуации возникали с дочерью, она становилась безумно тревожной и паниковала по любому поводу, и добиться сейчас какого-то рационального ответа я не мог от неё.
— Мама только сказала, что пришёл какой-то полицейский, ну и то, как сказала мы это по отрывкам поняли…
— Какой полицейский, — зачем-то по дурости спросил я, понимая, что если Зоя не может нормально разговаривать, то явно она никак не трактовала свой ответ, и Роза зашипела мне в трубку, понимая, что я сморозила чепуху:
— Приезжай, — выдохнула дочь, и я понял, что в любом случае приеду и все решу, и будет все хорошо, и придёт Зоя в себя.
— Контролируй все, — тихо выдохнул я, и Роза, всхлипнув, произнесла:
— Да контролирую я, только что с моего контроля…
— Я скоро буду. Ничего не бойся, ничего не бойся, Рози, — выдохнул я, используя к дочери детское обращение, чтобы вселить в неё веру, что папа во всем разберётся, папа со всем справится, и Роза, всхлипнув, заметила.
— Не опоздай…
И это её «не опоздай» осело