– Ага, дядька. Дык что там дальше-то?
– Погодь. Яшчэ вопрос есть, важный. Шоб твое оружие силу имело, ты должен сам в него верить. Скажи-ка мне, только честно, не кривя душой – во что ты веришь, Максимка?
Ученик крепко задумался. А во что он верит, и впрямь? Вопрос с подковыркой, он это понимал – нельзя сказать, мол, я верю в то, что трава зеленая, или в то, что в немецком всякое существительное с заглавной буквы пишется – хоть стол, хоть стул, хоть дворняга блохастая. Или в то, что у чекиста Жигалова морда – краше в гроб кладут. Но надо было что-то более важное сказать, значимое.
– В диалектический материализм? – вякнул он, понимая, что городит чепуху, но Демьян в ответ широко улыбнулся.
– Молодец, брат, уловил идею! Так шо, веришь в материализьм гэты?
– Да честно, дядька, я даж не ведаю, шо гэта…
– Но вам в школе такое говорили, да? О том, что Бога нет, вам на уроках говорят, гэта я слыхал. Атеизм – тоже вера, тольки там заместо Бога коммунисты Маркса и Энгельса посадили. Антивера, так сказать. А яшчэ чаго табе там казали, в школе вашей? Ну давай, вспоминай. Что ты любишь, чем горишь всем сердцем? Вот шо тебе нравится, думай! В чем уверен?
Под градом вопросов у Максимки в голове носились и сталкивались сотни противоречивых мыслей – он уже и думать забыл про историю бабки Купавы и мальчика Демы. Во что он верит? В чем уверен? Что имеет реальное значение? Что важно?
– Гагарин… – пискнул он под внимательным и тяжелым взглядом знатка.
– Что Гагарин?
– Гагарин в космос летал… Я знаю. У меня дома журналы есть. И плакат.
– И про мериканцев на Луне ты спрашивал… – пробормотал Демьян. – И про Спутник казал. Мож, и сойдет такая байда… Коли ты веришь, конечно.
Почесывая в раздумьях бороду, он ушел в прихожую и вернулся с тяжелым ящиком – Максимка знал, что там у него лежит старая ружейная дробь. Ружья нема, а дроби полный ящик.
– А дробь на кой нужна?
– Есть одна мыслишка… Зараз зробим кое-шо, буде табе такое оружие, што все черти по лавкам разбегутся. Глядишь, получшей моего купола даже. А ты давай пока слухай историю дальше.
Он сел напротив ученика и приготовился рассказывать. За печкой шевельнулся суседко, показал на секунду круглый влажный бок: ему, видать, тоже было интересно.
– Пришел, значит, Дема в болото, а там…
ХР-РЯМС!
…а там девка визжит, отползая от нависшей над ней огромной фигуры. Дема поначалу подумал – лошадь на задние копыта стала да ходит! Ну натуральная коняшка, ток прямоходящая, як человек. Это и есть, значит, кумельган?
Самого Дему было не видать – он стоял за спиной у кумельгана, и тот его не замечал, а девке не до того было: она отползала назад, елозя по дерну оголившимися ляжками. Одежда на ней была вся разорвана, торчал сосок из прорехи в мужской рубахе. «Красивая, зараза!» – подметил про себя Дема, подходя к кумельгану и разматывая ремень на кулаке. Тут бить смысла нет, вон какой здоровый. Надо по-другому такую гниду воевать.
КХР-РЕ!
Кумельган гулко захохотал, будто разом лошадь ржет и человек смеется. Меж крепкими ногами торчал толстенный, надутый кровью уд, с конца капало на землю. Круп у кумельгана весь лоснился от вонючей пены – воняло от него, как от помойной ямы. Дема тихо, стараясь не наступить на ветку, подкрадывался сзади.
– …во имя Отца, и Сына, и Святага Духа… – бормотала девка, видать, от испуга позабывшая все свои заговоры. А глаза-то синющие якие, аж блестят в темноте! А титьки якие!..
– Я тваяго Батьку бачил тама, няма у тваяго Батьки власти нада мной! – Кумельган разговаривал странно, будто воды в рот набрал. Впрочем, оно понятно – пасть-то лошадиная. – Твой Батька мяне сюды направил, воли мне дал. Я твой гаспадар тапер, покорися мне, девка! Поклонися мне, стань як собака! Задом стань, курва, самадайка! Коленем, локтем в землю преклонись, покорися ми…
– Ага, щас! – отозвался из-за его спины Дема и накинул ремень на морду страхолюдине.
Р-РЯС-СЬ!
Кумельган дернулся вперед, и как-то само собой получилось нечто вроде узды – чудищу пришлось встать на четвереньки, как обычной лошади, а Дема оказался у него на спине. Завопил, как дурак:
– Апо-о-орт!
Взбрыкнув и завизжав, кумельган рванулся в лес – прямо в болото гыргалицы. Сзади донесся крик девки:
– Дема, сто-ой!
– Я тебя, осеменитель, ща самого преклоню, як собаку! – кричал весело Дема, с трудом удерживаясь на спине кумельгана. Тот брыкался, прыгал и орал:
– Пусти-и! Отпусти мяне, вымлядак!
– Каб ты здох, сярун лесной!
– Ууу, лайно паганае, ну пагади мяне!
Дема увидел болото – булькающую трясину, из которой торчала здоровая кривая коряга. Не разбирая пути в ярости, кумельган на полном ходу влетел в топь; в лицо ударила вонючая вода, Дема даже хлебнул малясь. Уцепился за корягу, полез наверх, а вслед за ним поволокся и начавший тонуть кумельган. Повернувшись, Дема увидал щелкающие лошадиные зубья, выпученные глаза. Пнул в морду, но кумельган тонуть не желал – упрямо лез на кочку, цеплялся за трухлявую корягу, что начала трещать под его весом, грозя потопить обоих.
– Я табе башка крутить буду… – тяжело дыша, угрожал кумельган. Видно, и у навьев силы не безграничны. Изогнувшись, он врезал мальчику копытом по лбу, у того аж в голове заискрилось. Поднялся еще выше, погружая в трясину мускулистые ноги, клацая зубами.
Держась за ушибленный лоб, Дема оглянулся беспомощно. Нет, никто не выручит. Тут он вспомнил про соль, собрал из кармана горсть и высыпал прямо в фиолетовые лошадиные глаза. На тебе, маркитун ляснутый!
Дальше он помнил только жалобный вой кумельгана, что отшатнулся и беспомощно барахтался в болоте. Паскудник тонул, погружаясь в мутную воду, крича, вскидывая вверх копыта. В конце концов осталась лишь лошадиная морда, жадно хватавшая воздух, но вскоре исчезла и она. Дема крепче обхватил корягу, чувствуя, что теряет сознание.
ХР-РУМ!
Неясно было, как Дема спасся из трясины, но пришел он в себя уже на лесной опушке, в сухом месте. Светало; в деревьях над головой голосили птицы.
– Живой… Свезло нам, что гыргалицы поблизу не было. Она мужиков-то не очень… Хотя, може, она-то его в болото и уволокла?.. – услышал он голос рядом. Дема попробовал подняться, но ласковая рука удержала его на земле.
– Полежи еще. Голова небось