В фойе спортивного центра я направляюсь не к выходу, а к пустой скамье, махнув девочкам на прощание. Сажусь и набираю мамин номер.
Я уже готова услышать автоответчик, но тут, к моему удивлению, мама берет трубку.
– Диана! Все в порядке?
Меня так и тянет сказать, мол, как будто тебе дело есть, но я успеваю сдержаться – включается мозг. И другого доказательства мне не нужно. Проблема отчасти и правда во мне. Может, я маме и небезразлична. С чего я сразу решила, что ей нет до меня дела?
– Дело в Персивале? – встревоженно спрашивает она.
И тут я внезапно спохватываюсь, что так и не поговорила с ней о случившемся с Перси. Я попросила папу передать ей, что позвоню, когда буду готова поговорить, и, хотя я уже мельком затрагивала этот вопрос, толком мы так и не поговорили.
Становится все более очевидно, что крах наших отношений – вина обеих сторон.
– Я просто сволочь, – выпаливаю я.
– Что? – ошеломленно переспрашивает мама.
– Я ведь так и не позвонила тебе, чтобы обсудить случившееся.
– Нет, – сдержанно откликается она. – Не перезвонила.
Несмотря на недавнее озарение, в моем голосе прорезаются знакомые обвинительные нотки.
– Но ты тоже мне не звонила.
– Ты сказала своему отцу, что обо всем мне расскажешь, когда будешь готова. Я давить не люблю.
У меня перехватывает дыхание от раздражения.
– А стоило бы надавить, мама. Стоило.
Она ничего не отвечает.
– Мой бывший парень врезал мне кулаком по лицу. Ты должна была сесть на первый же самолет до Нью-Йорка и примчаться ко мне, – вздыхаю я. – Я, конечно, не расстроилась…
– Правда? А голос такой, будто расстроилась.
– Нет. Прости. У меня случился сложный взрыв мыслей.
– Взрыв мыслей, – весело повторяет она.
– Да, просто… дай я объясню, – я набираю в легкие побольше воздуха. – Я не хотела говорить с тобой о Перси, потому что мне было стыдно. Я думала, ты начнешь обвинять меня.
Она ахает.
– Милая, ты правда так считаешь?
– Считала. Но теперь понимаю, что пришла к такому выводу из-за собственной неуверенности в себе. Я привыкла считать себя сплошным разочарованием в твоих глазах, ведь я для тебя недостаточно умная, так что, когда Перси сорвался, я все думала, что ты окончательно разочаруешься во мне, а может, решишь, что я совсем дура, раз позволила такому случиться…
– Диана! – Мама, кажется, действительно расстроена. – Я бы ни за что не решила…
– Теперь я это понимаю, – перебиваю я. – Я вела себя нерационально. Но… – я вздыхаю. – У моего молодого человека умер отец.
– О. – Резкая смена темы явно сбила ее с толку. – Очень жаль это слышать. Это тот хоккеист?
– Да, хоккеист, но он не просто спортсмен, он гораздо глубже. Ладно. Да, он только что потерял папу. Его сестренка на этой неделе жила у него, и их мама звонила каждый божий день.
Я слышу на другом конце вздох.
– Не говори, что тебе нужны мои ежедневные звонки. У нас никогда не было таких отношений.
– Не было, – соглашаюсь я. – И я не говорю, что они мне нужны, я лишь прошу проявить каплю интереса к моей жизни. Это несложно, правда?
– Я и так проявляю интерес.
– Нет, мам, не проявляешь. Когда я рассказываю о нашей команде по чирлидингу или о танцевальном конкурсе, ты меня критикуешь. Я понимаю, что тебя такое не интересует, но, представь себе, можно и притвориться! – Меня разбирает смех. – Я так постоянно делаю. Меня мало интересует хоккей, но я прикладываю усилия и слушаю, как о нем говорит мой парень. Потому что это его страсть. И когда папа начинает распинаться о своих дурацких колбасках и знакомом мяснике, я делаю вид, что мне это интересно. Вот только мне совершенно безразлично, какое мясо есть!
Мама хихикает.
– О боже. Он все еще рассказывает о Густаве?
– Да, и это здорово раздражает. Но такое случается, когда любишь кого-то. Поддерживаешь их интересы. Я не хочу, чтобы ты вдруг начала приезжать на все мои соревнования чирлидеров, я об этом не прошу. Мы с тобой очень разные, знаю. Но я не хочу упустить шанс на отношения с тобой просто потому, что мы очень разные. Слушай, у нас же есть хоть что-то общее. Какие-то общие интересы, темы для разговора. Просто, мне кажется, мы не особо старались найти их.
– Нет, – тихо произносит она. – Думаю, не старались.
– Что ж, я готова постараться, если и ты постараешься. Я готова трудиться над отношениями.
– Мне бы этого хотелось.
– Правда? – С мамой никогда не угадаешь. Она прекрасно скрывает эмоции.
– Правда. – У нее перехватывает дыхание. – После нашего с твоим отцом развода ты решила жить с ним, и меня это ранило. Я, конечно, все понимала. Он был весельчаком, а я вечно заставляла тебя ходить по струнке. Кроме того, как ты уже сказала, даже тогда у нас не было почти ничего общего. У нас диаметрально противоположные характеры. Но у меня сложилось впечатление, что ты вообще не хочешь проводить со мной время, и в конечном счете я… ты права. Я перестала пытаться. С твоим братом я постоянно разговариваю.
Слышать такое все равно обидно.
– А ты моя дочь, мой первенец, но я даже трубку не всегда беру. Это никуда не годится.
– Мы обе виноваты, – говорю я.
– Нет. Я родитель, так что девяносто процентов вины на мне.
Я фыркаю в трубку:
– Ладно. Я согласна на десять процентов. – А потом серьезно добавляю: – Может, я приеду к тебе на каникулах? Знаю, ты говорила, что будешь готовится к январским лекциям, а там много всяких бумажек, но…
– Часик-другой я тебе выделю, – шутит она.
– Ой спасибо. Твоя щедрость не знает границ, – я тоже шучу.
– В Верхнем Ист-Сайде есть прекрасный спа-салон, я его недавно нашла. Может, заказать нам день в спа?
– С каких пор тебе нравится спа?
– Мне всегда нравилось, Диана. Ты же знаешь, я каждый месяц на массаж хожу. Как ты думаешь, что туда входит?
– Мне и в голову не приходило, что это как-то связано со спа.
– О, определенно связано.
Мы прощаемся, и, хотя у моего парня на душе до сих пор камень, мне кажется, что я только что избавилась от своего.
Глава пятьдесят третья
Шейн
Я от тебя не откажусь
Я не могу.
Впервые эта странная лихорадочная мысль возникает, когда я переодеваюсь перед сегодняшней игрой – первой после папиной смерти, – и я ее благополучно игнорирую. В конце концов, подобные размышления перед матчем – чистой воды безумие. И