– Не-а. И меня оскорбляет, что ты решила, будто я разбираюсь в подобном. Я в школе был популярен, знаешь ли.
– Я очень популярна, – заносчиво заявляет Мэри-Энн, а потом снова переключается на лагерь. – Ой, а еще мы пойдем искать серпентин!
– Змей, что ли? – хмурюсь я.
– Нет же. Это камень такой. Серпентин. И он такой красивый! Черный с зеленоватым оттенком и очень-очень гладкий. В буклете сказано, что нам выдадут маленькие кирки, и мы сами будем его раскапывать.
– Что, прости? Они раздают детям кирки?
– А что такого? – вскидывается Мэри-Энн.
Папа, не выдержав, заходится смехом.
* * *
Дома время летит незаметно, и вечером пятницы я с грустью понимаю, что скоро прощаться. Из Хартстронга я выезжаю утром, когда дороги уже опустели после утренней суеты, и возвращаюсь в Гастингс в разгар дня.
Практически мгновенно я замечаю, что с жителями нашего комплекса что-то случилось.
Их заменили какими-то людьми-стручками [13].
Стручками, которые почему-то ко мне цепляются.
Тут и раньше-то не все лучились дружелюбием, но, по крайней мере, когда я шел по «Медоу-Хилл», некоторые мне улыбались и даже подходили познакомиться.
Теперь же настрой у всех внезапно сменился на откровенно враждебный.
Взять хотя бы того парня снизу, Найла. Я столкнулся с ним на внешней парковке, где ставлю свой «Мерседес», так он ткнул в меня пальцем и огрызнулся: «У тебя слишком громко играет музыка». Потом запер свой маленький хетчбэк «Тойота» и унесся прочь.
Гарри, охранник в лобби «Сикомор», кривится, когда я предупреждаю, что в субботу ко мне придут гости. А я ведь даже не обязан ничего ему говорить. Я просто проявил любезность.
Затем по пути мне встречается семейная пара из «Уипинг-Уиллоу», и жена одаривает меня таким взглядом, от которого океаны замерзают.
Когда я здороваюсь, она в ответ бормочет: «Ага, как же».
И вот теперь я проверяю почту после дней отсутствия, а ко мне осторожно приближается женщина, живущая по соседству с Найлом (кажется, ее зовут Прия), – так, будто заходит в клетку ко льву.
Я улыбаюсь ей в знак приветствия и тут же понимаю, что она вовсе не осторожничает. Она смотрит на меня с глубочайшим отвращением, будто заходит в клетку ко льву, которого собирается убить.
– Привет, – говорю я, чувствуя, как тает моя улыбка.
– Точно.
Не знаю, что лучше – «ага, как же» или «точно», но в иерархии приветствий оба варианта находятся довольно низко.
– Прия, да? – Я решаю еще раз представиться: – Я Шейн.
– Я помню, как тебя зовут. Я не забываю имена.
– Точно, тебе это, наверное, хорошо удается. Столько клиентов, всех надо запомнить. Диана, кажется, упоминала, что ты консультант?
– Я психотерапевт.
– Как круто. Ты этому в колледже научилась? – Тупее вопроса не придумаешь, но мне как-то некомфортно от ее насупленного взгляда, от того, как она кривит губы.
– Я выбрала психотерапию, но я доктор медицинских наук, психиатр. А еще у меня степень бакалавра психологии, – она одаривает меня уничтожающим взглядом. – Я училась в Гарварде.
– Ого! – Ей удалось меня впечатлить.
– Знаю-знаю. Разве не поразительно, что в двадцать первом веке женщины могут стать врачами, получить докторскую степень? Что теперь наша значимость уже не связана с отношением мужчин?
Я недоуменно моргаю.
Прия в ответ мило улыбается.
И я понятия не имею, что за чертовщина тут творится.
Так что я пытаюсь придать лицу самое очаровательное выражение, на какое способен, и говорю.
– Точно. Пять золотых звездочек за освобождение женщин.
Прия сощуривается. Господи, ну и глаза у нее. Темные, как уголь.
– Ты что, высмеиваешь феминистское движение?
– Нет, конечно. Здорово, что оно есть. – Я поспешно засовываю почту под мышку. – Что ж, мне уже пора.
Я практически сбегаю из вестибюля, чувствуя, как Прия сверлит меня взглядом.
Что за черт побрал всех этих людей? Никто из них не торопился поприветствовать меня, когда я только въехал, но я-то думал, им не по душе, что в комплекс, где живут семьи и женатые пары, перебрался студент колледжа. Впрочем, в «Медоу-Хилл» и одиночек достаточно, но почти все, с кем я сегодня столкнулся, вели себя как настоящие говнюки.
Только пару часов спустя, выйдя поплавать в бассейне, я наконец встречаю приятное лицо. Принадлежит оно женщине за пятьдесят, и она как раз направляется от бассейна к дому. Я и прежде видел ее у бассейна, но теперь она впервые остановилась поболтать. До этого просто разглядывала меня, делая вид, что читает книгу, и ей хватало (а я притворялся, что ничего не замечаю).
– Привет! Шейн, верно? – У нее крашеные рыжие волосы, очень загорелая кожа и – в отличие от всех остальных, кого я сегодня встретил в этом чертовом месте, – самая настоящая улыбка.
– Точно, это я, – я протягиваю руку. – Приятно познакомиться.
– Я Вероника. «Черри-Блоссом», 1А.
Она задерживает мою руку в своей чуть дольше, чем принято, и я поспешно стараюсь освободиться. Делаю вид, что надо достать телефон из кармана, но у нее тут же появляется очередное ошибочное представление о происходящем.
– Отличная идея, надо обменяться номерами! – восторженно восклицает Вероника. Голос у нее хрипловатый, видимо, в юности курила по две пачки в день. А может, до сих пор курит. – Всегда полезно иметь контактную информацию соседей. Хотите, я добавлю вас в групповой чат «Медоу-Хилл»?
У них групповой чат есть?
Чертова Диксон. Готов поспорит, она все специально устроила, чтобы я туда не попал.
– Было бы замечательно, – говорю я, сверкая ямочками.
Она хихикает как школьница. Мы обмениваемся номерами, и она удаляется, преувеличенно покачивая бедрами.
Я почти уверен, что эта дамочка хочет меня завалить.
Я расстилаю полотенце на шезлонге и устраиваюсь сверху. Пожалуй, сначала покопаюсь в телефоне, посмотрю, что нового в мире, а потом уже пойду плавать. Я только что закончил часовую тренировку в спортзале «Медоу-Хилл» и, кажется, перетрудился. Сегодня у меня день нагрузки на руки, и от одной мысли, что придется снова работать руками, рассекая воду, у меня все мышцы начинают болеть.
Я всегда серьезно отношусь к тренировкам в межсезонье, но этим летом вышел на новый уровень. К началу хоккейного сезона собираюсь оказаться на пике формы. Нельзя отлынивать. Через год в это самое время я перееду в тренировочный лагерь. Последнее, чего мне хочется, – явиться в первый в моей жизни лагерь НХЛ с одышкой, как у пятидесятилетнего курильщика, просто потому, что я перестал поддерживать форму.
В нашем с парнями групповом чате несколько новых сообщений. Беккетт назвал его «ПАЦАНЫ ЗАГЛАВНЫМИ БУКВАМИ», и да, «ЗАГЛАВНЫМИ БУКВАМИ» – часть