– Ну, мне могли объявить выговор.
– А в худшем случае? – не отставала Табита.
– Ну что может быть хуже всего? – сердито и с сарказмом ответил доктор. – Очевидно, исключение из врачебного реестра. Но в данном случае такого не могло случиться, так что нет никакого смысла говорить об этом!
– Но вы сами только что заговорили об этом, – сказала Табита, садясь на место.
Судья посмотрела на Саймона Брокбэнка, но тот лишь отрицательно покачал головой.
«Еще больше грязного белья», – подумала Табита, когда доктор Мэллон проходил мимо нее, старательно отводя взгляд.
Глава 59
Роб Кумбе был крупным мужчиной, но не толстым, а мускулистым. Широкие плечи, массивный подбородок, подернутое едва заметным румянцем лицо и пухловатые губы. От его вида Табиту всегда слегка мутило. Всякий раз, когда он приближался, она улавливала резкий запах: смесь фермы, спортзала и постели.
Костюма у него не было, но Роб все же облачился в пиджак и брюки темного цвета. Галстук, как, к своему удовольствию, заметила Табита, был затянут слишком туго. Роб говорил громко и внятно, но было заметно, что он волнуется. Когда он сглатывал, его кадык ходил взад-вперед, а пальцы крепко сжимали край трибуны.
После традиционного опроса: кто он такой (фермер, как и его отец, дед и прадед), где живет (на ферме, что расположена чуть выше Окхэма), его взаимоотношения с Табитой (ничего особенного, разве что они жили в одной деревне и он всегда старался вести себя дружелюбно по отношению к девушке, хотя «это и не всегда срабатывало», как выразился Роб с улыбкой, которая, судя по всему, должна была выглядеть печально-очаровательной), – Саймон Брокбэнк спросил его об инциденте, который назвал «ссорой».
– Все случилось совершенно неожиданно, – стал рассказывать Роб Кумбе. – Я увидел ее около магазина и спросил, как она поплавала, или о чем-то в этом роде… холодная ли была вода, что ли. Уж коли ты живешь в Окхэме, нужно быть вежливым с соседями. Нужно уметь ладить друг с другом. Но вот, похоже, подсудимая этого не понимала. И она ударила меня.
– Вот ведь сволочь, – пробормотала Табита и услышала, как хмыкнула Микаэла.
– Говорите прямо, – сказал Брокбэнк с выражением крайней степени негодования на лице. – Вы спросили подсудимую, как она искупалась, и она вас ударила, так?
– Так.
– И вы, должно быть, были ошеломлены?
– Да, чрезвычайно.
– И что же было потом?
– Что потом?
Роб Кумбе посмотрел на присяжных, а те на него. Один дернулся, другой часто заморгал, третий погладил бороду.
– Как видите, я достаточно крупный мужчина и могу постоять за себя, – сказал Роб. – Но я никогда бы не ударил женщину, особенно маленькую и хрупкую.
– О, ради бога, – негромко отозвалась Табита.
– Значит, вы никак ей не ответили?
– Нет, никак.
– А вы для себя можете объяснить, что тогда произошло?
– Не могу. Она всегда была немного на взводе, словно дикая кошка.
– Дикая кошка? – подскочила Табита.
– Мисс Харди, – вмешалась судья, – я уже объясняла вам, как до́лжно заявлять протесты!
Темные глаза Роба остановились на Табите:
– Она чрезвычайно возбудимая. Все так говорят.
– Мистер Кумбе, – обратилась к нему Мандей, – вы должны говорить только о том, чему сами были свидетелем, а не о том, что говорили другие.
– Но я сам слышал, что о ней говорят!
– Это разные вещи.
Потребовалось некоторое время, чтобы разобраться с этим вопросом, однако Роб Кумбе все еще продолжал упорствовать. Табите показалось, что его позиция несколько поколебала присяжных, хотя она и не была уверена, что ей это сильно помогло. Но у присяжных явно сложилось мнение, что жители Окхэма не очень-то жаловали ее.
– Можно сделать вывод, – произнес Саймон Брокбэнк, – что после этого прискорбного инцидента у вас возникла неприязнь к подсудимой. Это действительно так?
– Ничуть, – отрицательно мотнул головой Роб Кумбе. – Я не разозлился, а, напротив, мне стало ее жаль. Просто я тогда попался под горячую руку и не стал принимать случившееся близко к сердцу. Я желал ей добра и надеялся, – добавил Кумбе с видом исключительной добродетели, – что ей удастся наладить свою жизнь. Ведь просто взгляните на нее, и вы поймете, что эта женщина несчастна и обозлена на весь свет.
Прежде чем Табита успела открыть рот, со своего места вскочила Микаэла:
– Вы не имеете права говорить такие вещи!
– Пожалуйста, сядьте, мисс…
– Мисс Хорват. Микаэла Хорват. Но он не имеет права говорить подобные вещи!
– Видите ли, «друг Маккензи», в свою очередь, не имеет права выступать в суде. И мне кажется, что слова свидетеля вполне допустимы.
Кумбе посмотрел на Табиту, и его лицо исказила злобная ухмылка.
– Теперь, когда мы разобрались с данным вопросом, – учтиво продолжил Брокбэнк, – мы можем перейти к тому, что происходило утром в день убийства. Вы заявили полиции, что видели подсудимую утром двадцать первого декабря.
– Так точно, видел.
– Можете ли вы рассказать нам поподробнее?
– Было около восьми часов.
Табита черкнула в своем блокноте.
– Так вот, около восьми. Я купил в магазине газету, и тут входит она.
– Подсудимая?
– Да. И сразу начинает говорить про Стюарта.
– Уточняющий вопрос: про Стюарта Риза, потерпевшего? Это необходимо для протокола.
– Да, о нем. Она была, как обычно, в раздраженном состоянии и назвала потерпевшего ублюдком.
– Ублюдком? – переспросил Брокбэнк.
– Да, именно так.
– Можете ли вы припомнить, в каком контексте она назвала его этим словом?
Кумбе пожал широкими плечами:
– Понимаете, было раннее утро. Я подвозил в школу своего ребенка, и мне было все равно, кто и что там говорит. Просто я запомнил, что подсудимая обругала мистера Риза этим словом. Вероятно, она еще кое-что добавила, но не могу сказать об этом с уверенностью. Мисс Харди явно была не в своей тарелке.
– Вы точно уверены, что подсудимая назвала Стюарта Риза ублюдком?
– Уверен.
– Вы рассказывали кому-нибудь об этом?
– Полиции, само собой. А другим – зачем оно мне надо? Если бы мы обсуждали все, что она говорит о других людях, то у нас не осталось бы времени на остальные темы. Но то, что она так назвала Стюарта, это уж точно.
Был объявлен перерыв на обед. Табита ходила туда-сюда по своей крошечной камере, а Микаэла хрустела чипсами.
– Я была бы не прочь дать ему по морде еще раз, – неожиданно проговорила она.
– Точно! – воскликнула Табита. – Давай-ка начнем с того момента, как я его треснула!
Роб Кумбе кивнул и скрестил руки на груди.
– Я не отрицаю, что ударила вас, – сказала Табита. – И разбила вам нос до крови.
Она едва сдержалась, чтобы не улыбнуться. Это