– Да нет, наверное.
Ей явно хотелось поскорее уйти. Какой же я идиот.
– Блин, прости, забудь, что я только что сказал.
– А знаешь, – сказала она, улыбнулась, и меня накрыло волной чувств. – Знаешь, так и сделаю. Так что продолжай, я слушаю. – Очередная улыбка, очередная волна.
– Так, сразу предупреждаю: рассказ будет в трех частях с грустинкой посередине.
– Считай, я предупреждена. – Ее тон изменился. Стал шутливым и легким. А вдруг я тоже ей нравился?
– Короче. Начнем с хорошего. Мой отец вырос здесь, в Бербанке. Мама тоже. Но потом они помешались на «Канадском чуде» и примерно в моем возрасте ломанулись в Альберту помогать с пожарами, наводнениями и переносом всего Калгари.
– Ого, – сказала она. – Как круто. Романтика.
– Да, вообще! Потом у них появился я…
– Так ты канадец?
– У меня двойное гражданство, – ответил я. – Но да.
– Везет, – сказала она. – Есть куда бежать.
– Если бы, – отозвался я. – Планета одна, и… – До меня дошло, что она просто дразнилась. Разумеется, она все понимала. – Прости. Так, про родителей. В общем, я там родился, и для меня было само собой разумеющимся, что мама с папой могли умчаться куда-нибудь среди ночи помогать с эвакуацией, сдерживать наводнения и все такое. Теперь переходим к грустинке. Они умерли, когда мне было восемь. Лихорадка скосила. Я остался один, и меня вернули в Бербанк… – По ее лицу было видно, что слушать это не очень приятно. – Но ты не думай, сейчас все нормально. Ну, не прямо нормально. Ситуация – жопа. У меня до сих пор, если честно, пунктик на эту тему. Но речь сейчас не об этом.
– Да, но, Брукс, это же…
– Знаю. Да. Даже не представляешь, насколько. Но. В общем, меня вернули в Бербанк к дедушке, и я сразу понял, что здесь совсем другие порядки и мои родители сильно отличались от местных.
– Да еще бы.
– Ну, так было раньше. Взрослые, которые меня окружали, были теми еще консерваторами. Сейчас-то да, мои друзья разделяют видение моих родителей, но тогда я не просто осиротел – меня забросили в новый мир, и дело даже не в новом месте, а в новых людях, которые жили совсем другими убеждениями. Моего деда волновало только то, что раньше трава была зеленее, и даже если он вспоминал о работе родителей, то исключительно чтобы позлиться. Я, конечно, влюбился в Бербанк, но не планировал здесь оставаться. Всегда думал, что, если хочу найти себя, как это сделали родители, мне придется уехать – помогать с переселением в Сан-Хуан-Капистрано или, как ты, спасать утопающие города типа Лондона или Лагоса. Но, Фыонг, ты сейчас такой Бербанк описала… У меня мурашки пошли, серьезно. Какое видение! Я даже не думал, что можно взять, вернуть землю природе, а потом жить с этой природой, разделить ее с обездоленными, у которых будет крыша над головой! – Она рассмеялась. Я кричал; официантка косилась в мою сторону, но улыбалась. – Ты не подумай, но у тебя не просто идеи классные – ты так о них рассказываешь, что хочется встать и рукоплескать.
Она взяла меня за руку, и по телу пробежала приятная дрожь.
– Спасибо, Брукс. Правда. Спасибо.
Она так смотрела на меня, так мечтательно улыбалась.
– Если у нас получится, – сказала она, – если у нас получится, то у нас появятся свои миротворцы, которые пережили «Бербанкское чудо», которые готовы поделиться опытом со всей Калифорнией. Чтобы каждый город, у которого есть будущее, смог стать убежищем для выходцев из городов, у которых его нет.
И опять дрожь по телу. Я видел крохотные крапинки в ее глазах, видел шрамик в ноздре, где раньше сидел пирсинг. Видел темные волоски над верхней губой, затесавшиеся среди светлых. У нее были пухлые, мягкие губы, словно у греческой статуи, а слегка крючковатый нос придавал лицу неповторимую изюминку. Задумавшись, она расслаблялась, становясь похожей на статую только больше, а когда возвращалась из мыслей и оживала, лицо озарялось сотнями крохотных морщинок и становилось выразительным рисунком штрихов и теней.
Она сжала мою руку и отпустила. Мы разделили счет и вышли в ночь. Было прохладно, и над головами жужжали гигантские зеленые жуки. Мы шли к велосипедам в молчании, а когда остановились и посмотрели друг на друга, ладони вспотели.
– Спасибо за потрясающий вечер, Брукс.
– Тебе спасибо за потрясающей вечер, Фыонг.
– Жаль, что мы не познакомились в школе.
– Хорошо, что познакомились сейчас. – Боже, да я сегодня в ударе.
– Я позвоню, – рассмеявшись, сказала она.
– Очень этому рад.
Мы обнялись и долго не выпускали друг друга. Объятия были крепче, приятнее обычных для Калифорнии дружеских обнимашек. Со смыслом, с потайным обещанием. А потом она коротко чмокнула меня в шею, отстранилась и медленно приникла к губам. От нее пахло кофе и специями. Голова, пальцы и ступни онемели мгновенно.
– Ох.
Она вновь рассмеялась.
– Смешной ты.
– Ох.
Она уехала, а я просто стоял и смотрел ей вслед, держась за седло велосипеда, наблюдая за тем, как мелькает обнаженная кожа за прорезями ее штанов и как раздуваются на ветру ершистые волосы. Губы покалывало.
Перекинув ногу через седло, я поехал домой. Оставив велосипед на обочине, прошел в прихожую. Дом пустовал – Вилмар с Миленой гуляли с друзьями. У двери во двор меня поджидал подарок: корзина мексиканских сладостей, банка домашнего апельсинового мармелада и огромная открытка, подписанная разведчиками из группы Аны-Люсии. Все они разошлись по новым домам, полностью разобрав палаточный лагерь. Осталась только красивая клумба, разбитая по периметру.
Я сидел там, читая открытку и зачерпывая пальцами мармелад с кардамоном и имбирем, оказавшийся поразительно вкусным, терпел укусы комаров на лодыжках и икрах, смотрел на круговерть звезд высоко в небе и вспоминал поцелуй.
Люди были замечательными. Легко было забыть об этом, ведь мудаки умели затмевать даже лучших, и все же в остальное время они были чудесны.
Я лег спать с мыслями о Фыонг. И уже в дреме подумал об официантке, о том, как по дурости перепутал Эритрею и Эфиопию, и о том, как много в мире скопилось старых обид. Наступит ли день, когда эритрейцев перестанет заботить сравнение с эфиопами? Наступит ли день, когда дедушкины друзья и олигархи Флотилии перестанут точить на мир зуб?
Глава 6
Судебный запрет
Подготовка к строительству новой малоэтажки заняла три дня: под руководством главного геодезиста мы разметили участок, выровняли его и установили фундамент. Дом пустовал с тех пор, как в начале века умерли его первые владельцы – сварщик «Локхида» и архивариус