– Может, не стоит? С меня хватит приключений.
– Ну, давай хотя бы поближе подойдем, вдруг там что-нибудь интересное? Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! – принялась канючить попа.
– И ты обещаешь хорошо себя вести?
– Честное пионерское!
Однако попасть в эпицентр событий у них уже не вышло. Площадь у памятника Пушкину отгородили. Вдоль ограждений стояли бойцы ОМОНа. За их спинами волновалась толпа, щелкали фотоаппараты. Кто-то кричал в мегафон, но неразборчиво. Найти Грету или Бенди в таком хаосе было нереально. Сирогузов немного прошел вдоль ограждения, огляделся. У палатки с мороженым курил здоровенный полицейский в бронежилете и шлеме.
– Опоздал? – участливо спросил полицейский Сирогузова.
– Ага, – вздохнул Иван.
– Ну, ничего, в другой раз сходишь. Лозунг у тебя что надо. Рожать, стало быть, при тоталитаризме не собираешься?
– Это случайно получилось, – сконфузился Иван.
– А работаешь где?
– Сметчиком в офисе.
– Нравится?
– Ну да.
– А я рыбалку люблю, – мечтательно сказал гигант. – Уже и снасть купил, и распланировал все за месяц, думал, в субботу сорвусь. С друзьями договорился… а тут Марш этот ваш.
– ПЛЮНЬ В НЕГО! – внезапно рявкнула Первая. – ПЛЮНЬ! – Ивана, словно током ударило, он даже сообразить ничего не успел, плюнул в собеседника.
– Ну, зачем ты так? – Полицейский устало вздохнул. – Сказал бы сразу, что хочешь к остальным. Новый совсем броник выдали, а теперь плевок оттирать.
Он подошел к Сирогузову, сунул того под мышку и понес в автозак под вспышки фотокамер.
В автозаке было весело и шумно, несколько школьников и студентов селфились, знакомились, оживленно делились впечатлениями. Через полчаса, когда шум на площади стал стихать, к ним в автозак заглянул известный писатель и шоумен Митя Бовидов. Он был одет в просторные высокие сапоги, шаровары и перепоясан кушаком, точно разбойничий атаман.
– Братцы, вы – лучшие! Вы – будущее! – воскликнул Бовидов, прижимая руки к груди. – Вся страна с вами! Да что там страна… Я с вами!
Он хитро подмигнул Сирогузову и стал доставать из сапог бутылки с водкой. Из-за кушака явилась змея краковской колбасы, которую Бовидов обмотал вокруг себя для конспирации. Все выпили и сделали групповое селфи с Бовидовым.
– Ну, братцы до скорой встречи! – сказал Бовидов – И рад бы остаться с вами, но у меня утром лекция в Париже. – Он постучал в дверь автозака. – Открывай, шеф!
Бовидову немедленно открыли, и он растаял в синих сумерках.
Через час из машины их выпустили, раздали паспорта и отправили восвояси.
Утром Сирогузова разбудил телефон.
– Привет, Айван! Это Лил. Как сам? – Как только Иван понял, кто ему звонит, у него от волнения слегка закружилась голова и вспотели ладони.
– Ничего, в горле только пересохло, – выдавил Сирогузов.
– Давай-ка встретимся, разговор есть. Сможешь быстро приехать?
– Да! То есть давай, конечно! Где?
– Давай в «Лангусте и мангусте», на Чистых прудах? Знаешь?
– Найду, – сказал влюбленный Сирогузов.
Субботним утром в кафе было пусто. Лил сидела за столиком у окна. «Какая она классная!» – подумал Сирогузов.
– В общем, дело такое, Айван, – без прелюдий начала Лил, – Грета смонтировала видео с посиделок у Бенди, где ты выступаешь с речью. Ты там бухой, конечно, но клевый. Вчера залили всё в ютьюб и еще кое-куда по мелочи. Короче, видос – пушка! Пятьсот тысяч просмотров, а после того, как в сети завирусилось видео, где мент тебя в автозак тащит, просмотров стало восемьсот тысяч. Потом у тебя еще в активе селфи с Бовидовым, где вы в автозаке колбасу едите. Он – старый лис, тут же у себя в блоге написал, что вы давние друзья и ты его любимый ученик. Еще выяснилось, что ты выпивал на Марше с членами ПЕН-клуба. Они тебя помнят и приняли заочно в клуб почетным членом. Короче, в Штабе решили сделать из тебя мегаинфлюэнсера. Дают денег. Понимаешь меня?
– Понимаю. А что такое инфлюэнсер? – завороженно спросил Иван.
– Лидер мнений. Звезда, в общем, ясно?
– Ясно. Но я ведь ничего такого не умею.
– И не нужно. Тебе всё уже формируют, и легенду, и спич. Но, чтобы закрепить образ борца с режимом, тебе нужно будет уехать из страны.
– Для чего?
– Ну, здесь тебя могут преследовать. Могут даже в тюрьму посадить. Во всяком случае, мы обязательно об этом напишем.
– Понятно, а на самом деле будут преследовать?
– Скорее всего, нет. Кому ты сдался? Ты не про то думаешь, Айван. Тебе выпал шанс, понимаешь. Станешь богатым, посмотришь мир, а взамен немного притворства, сущий пустяк. Я, если честно, тебе завидую.
– И куда лететь?
– Для начала в Париж. Потом посмотрим.
– Божечки! Париж! Шелковые трусы! Ми-ми-ми, – ворвалась в беседу Первая.
– Замолкни, я еще не решил, – мысленно сказал ей Иван.
– Сирогузов, ты совсем дебил? Это же Европа, браток. Цивилизация! Будешь как сыр в масле кататься.
Иван решил не отвечать попе, а Лил сказал:
– У меня мама в Марусинске, одна. Как с ней быть?
– А что поменялось-то? Слал ей письма из Мытищ, будешь слать с Монмартра. Я уже не говорю о деньгах. С твоими новыми возможностями мама твоя в Марусинске бизнес сможет открыть. Салон маникюрный или еще что. – Лил мечтательно вздохнула.
– А ты ко мне прилетишь в Париж?
– Что? – Лил немного смутилась. – Вообще я всем говорю, что лесбуха. Это для имиджа полезно, но к тебе… Да, прилечу!
– Вот! Я же говорила! Со мной не пропадешь. Прославился, девчонку крутую закадрил, и всё благодаря мне! – Первая была в восторге.
Глава 4
Философский Боинг
Путь от дома до самолета прошел как в тумане. По дороге Ивана все узнавали. Таксист взял автограф для сына. Девушка на приемке багажа попросила с ней сфоткаться. Тут же к ним присоединилась остальная очередь. В кафе его покормили бесплатно и попросили расписаться на стене маркером. Всё это время Первая победно щебетала.
Наконец Иван добрался до своего места в проходе. На месте у окна уже сидела худая бледная тетка лет пятидесяти. Отчего-то она показалась Сирогузову знакомой. Он опустил взгляд на ее тонкие белые руки и всё понял.
– Орочи-кун! Это же вы!
– Вот блин, спалилась. – Тётка досадливо повернулась к Сирогузову и вдруг просветлела лицом. – Вы же Айван, блогер! Господи, я лечу в Париж с самим Айваном!
– Ну да, это я, – скромно потупился Сирогузов, – вы лучше скажите, как у вас получается перевоплощаться? Даже прыщи, и те – бутафория!
– А, это? Пустяки! Я десять лет в Смоленском театре Пьеро играла, а потом еще пять лет Железного Дровосека. Хотела Тома Сойера еще сыграть, сорок лет, самое время для серьезной роли. Но режиссер-гад сказал,