— Это лаборатория Отдела Геофизики Аномальных Зон и Хроногеометрии, — пояснил Орлов, заметив мой взгляд. — Изучают локальные флуктуации темпорального поля. Иногда у них там наблюдается некоторая нестабильность пространственно-временного континуума, отсюда и предупреждение. Для неавторизованного персонала вход, сами понимаете, не рекомендован. Чревато непредвиденными изменениями в личной хронологии.
«Непредвиденные изменения в личной хронологии», — подумал я.
Звучит как эвфемизм для «попадешь в прошлое и случайно наступишь на бабочку». Мозг лихорадочно пытался уложить эти понятия в привычную научную картину мира. Темпоральные поля, хрононы… В ИТМО нас такому точно не учили.
За следующей дверью, слегка приоткрытой, я увидел нечто, что заставило меня на секунду замереть.
Внутри, в полумраке лаборатории, освещенной лишь тусклым светом от каких-то приборов, над столом медленно вращался небольшой металлический шар, сантиметрах в тридцати над поверхностью, без всякой видимой опоры. Он просто висел в воздухе. Рядом со столом, что-то записывая в большую тетрадь, стоял невысокий мужчина в древний очках и с залысиной. Одет он был в брюки и рубашку, поверх был накинут белый халат. Ну просто клише институтского ученого!
— Эффект акустической левитации в активной среде, — будничным тоном прокомментировал Орлов, даже не сбавляя шага. — Используется для бесконтактной манипуляции с некоторыми особо чистыми образцами в условиях вакуума или агрессивных сред. Коллеги из Отдела Квантовой Химии и Алхимических Трансформаций экспериментируют.
Акустическая левитация… Ну да, я читал о таком. Но чтобы вот так, вживую, да еще и с такой легкостью… Это выглядело почти как фокус.
Мы прошли мимо еще одной двери, из-под которой на пол коридора выползал густой белый туман, абсолютно без запаха, но какой-то неестественно плотный. Он клубился у наших ног, создавая ощущение, будто мы идем по облакам.
— Лаборатория криогенных исследований, — коротко пояснил Орлов. — Утечка хладагента. Обычное дело. Геннадий уже должен был заняться этим.
Геннадий… видимо техник.
За одним из поворотов мы увидели двух молодых людей в белых халатах, оживленно спорящих у входа в очередную лабораторию. Девушка, яркая, с копной рыжих волос, энергично жестикулировала, а парень, чуть выше ее, с профессорской бородкой клинышком, пытался ее переубедить.
— … но пойми, Алиса, стабильность изотопа золота, полученного таким путем, все еще крайне низка! — донеслось до нас. — Да, мы добились трансмутации, но выход продукта ничтожен, меньше ста грамм…
— Ерунда, Витя! — горячо возразила девушка, которую, видимо, и звали Алисой. — Главное — мы доказали принципиальную возможность управляемой трансмутации висмута в золото при воздействии когерентного Z-поля! А чистота… чистоту мы доведем! Это лишь вопрос времени и оптимизации параметров реактора! Еще пара циклов, и философский камень будет у нас в кармане! Ну, почти…
Они заметили нас и немного смутились. Орлов коротко кивнул им, и мы прошли дальше.
«Трансмутация висмута в золото… Z-поле… Философский камень…» У меня голова шла кругом. Это что, алхимики нашего времени? И они всерьез обсуждают создание золота и философского камня, как будто это обычный лабораторный эксперимент? Мой мозг, привыкший к строгой логике и проверяемым фактам, отказывался верить в происходящее. Это было похоже на какой-то сюрреалистический сон или декорации к очень дорогому фантастическому фильму. И я в этом фильме, кажется, получил одну из главных ролей, совершенно не понимая сценария.
Из-за одной из закрытых дверей доносились странные звуки — рев каких-то неизвестных мне зверей, щебет тропических птиц, шум водопада. Как будто за дверью был не кабинет или лаборатория, а целый кусок джунглей.
— Это у нас отдел биоакустики и ксенолингвистики, — пояснил Орлов, невозмутимо продолжая путь. — Анализируют записи звуков из различных аномальных зон. Иногда попадаются очень интересные экземпляры. Пытаются расшифровать, найти какие-то закономерности в коммуникации… э-э-э… нечеловеческих форм жизни.
Нечеловеческие формы жизни. Ну да, почему бы и нет, после философского камня и хроно-нестабильности.
Пока мы шли, я мельком успел заметить еще несколько странностей. В одном из помещений стояли огромные, в человеческий рост, катушки из блестящего металла, которые тихо гудели на какой-то очень низкой, почти инфразвуковой частоте, отчего у меня слегка закладывало уши. В другом месте, за толстым пуленепробиваемым стеклом, в специальном контейнере мерцал ровным, неземным светом огромный кристалл неправильной формы, похожий на гигантский изумруд.
— Генератор стабильного тесситурального поля, — коротко бросил Орлов, указывая на катушки. — Используется для экранирования особо чувствительных экспериментов. А это, — он кивнул на кристалл, — образец люминофора с памятью формы, активируемый гравитационными волнами. Уникальная штука. Подарок от коллег из одного дружественного учреждения.
Все, что я видел и слышал, было настолько невероятным, настолько выбивалось из моей привычной картины мира, что я начал сомневаться в собственной адекватности. Может, я сплю? Или мне что-то подсыпали в утренний кофе? Но Орлов говорил обо всем этом с такой будничной уверенностью, с таким видом, будто речь идет о самых обыденных вещах, что это обезоруживало. Он не пытался меня удивить или напугать. Он просто констатировал факты. Факты их, институтской, реальности. И эта реальность, похоже, имела мало общего с той, к которой я привык.
Ощущение, что я попал в декорации к фильму, становилось все сильнее.
Причем фильм этот был какой-то странной смесью «Секретных материалов», «Гарри Поттера» и учебника по квантовой физике для очень продвинутых студентов. И мой мозг отчаянно пытался сопоставить все это с официальным статусом «научно-исследовательского института». Как? Как все это могло существовать на самом деле, под прикрытием государственной структуры, в обычном, на первый взгляд, здании на Черной речке? И почему об этом никто не знает? Или почему знают, но молчат?
Вопросов становилось все больше, а ответов… ответов пока не было.
Были только новые, еще более ошеломляющие впечатления.
Глава 8
Коллеги
Наконец, после довольно долгой, но невероятно насыщенной «экскурсии», мы подошли к двери с простой, почти незаметной табличкой: «СИАП». Сектор Интеллектуального Анализа и Прогнозирования.
Мое будущее место работы.
Орлов открыл дверь и пропустил меня вперед.
Я оказался в довольно просторном общем кабинете, рассчитанном, на мой взгляд, максимум на десять рабочих мест. Сейчас было занято всего три или четыре. Обстановка была типичной для многих НИИ «старой закалки»: столы, заваленные бумагами и какими-то приборами, компьютеры, которые выглядели так, будто застали еще времена перфокарт, стеллажи с пыльными папками и книгами.
В дальнем конце комнаты виднелась стеклянная дверь, за которой угадывались ряды серверных